Алексей Федоров - Потерянная земля

Теперь уже точно — только буксир.

— … Я все-таки не понимаю этой системы, быть такого не может! — Вадик порылся в «бардачке» и извлек непочатую пачку сигарет, купленную утром про запас. Как знал, блин! — Ну ладно, коммунизм, сельсовет и прочая экзотика… но как сюда вписывается молокан из нашего времени — не пойму, хоть убей! Даже если какой-то пройдоха умудрился найти сюда дорогу — а мы ведь его видели своими глазами! — почему он беспрепятственно таскает отсюда молоко ежедневно по целой бочке? Это ведь, получается, хищение государственной собственности, и, заметь, не мелкое; за такое советская власть карала по всей строгости. Бочку в отчетности не спрячешь, это не бидон двухлитровый.

— Ну, он и не каждый день может приезжать… — неуверенно протянул Руслан. — А может и вообще не отсюда он ехал?

— Да отсюда, отсюда. Это я чувствую задницей… Нет, ты представь. Приезжаю я в какую-нибудь фирму и прошу выдать мне безвозмездно, то есть даром, машину товара. Угадай с одного раза, куда меня пошлют? Правильно. А если не только он катается — тогда вообще глупость… он к местным в очередь никогда вписаться не сможет. Это одноразовый вариант. К тому же интересно — почему он обратно уже под вечер ехал? Молоко утром забирать должны, как я представляю… нет, либо ему помогает правление местного колхоза, либо — и скорее всего, не такая уж простая это деревенька. Кстати, только сейчас дошло — у них в конторе ни одного телефона… Но, с другой стороны, если ты прав… он может к этому месту и отношения не иметь вовсе. Тогда хреново дело.

Вадик и Руслан открыли двери и удобно устроились на сиденьях, попивая минералку Вадика и жуя смявшиеся и раскрошившиеся бутерброды из сумки Руслана.

— А мы никак не сможем октановое число повысить?

— Ты что, химик? — ответил Вадик вопросом на вопрос. — Передай еще бутерброд… Перегонкой в самогонном аппарате ты ничего не добьешься, здесь присадка нужна специальная. То есть — труба дело…

Еще минуту стояла тишина, нарушаемая только дружным чавканьем.

— Интересно, насколько это прошлое от нашего настоящего отстоит?

— Да не так далеко мы и забрались. Если председатель на «виллисе» скачет — значит, война уже была. А, поскольку тут в ходу черные номера, те, что на председательском джипе — тогда, примерно, от шестидесятых до восьмидесятых; судя по бешеным темпам электрификации — скорее, первое… И если молокан не отсюда… Черт!!! — всполошился Вадик и, подскочив, полез за инструментами.

— Что?! В чем дело? — растерялся Руслан.

— У нас ведь на машине новые номера, российские! На них триколор! Не дай бог, кто внимание обратит, не отбояримся! — схватив пару ключей, Вадик метнулся снимать жестянки.

— Ну да, давай еще из паспорта титульный лист вырви. И обложку, заодно… — Руслан не критиковал, а констатировал. — У нас ни денег ни документов, ни своих, ни на машину… вернее, у тебя они есть, только толку от них — ноль без палочки. И, скажи, ты уверен, что за это время их уже никто не видел, номера твои? Поздно спохватился.

— И что ты предлагаешь? — Вадик даже обернулся, полуоткрученный передний номер косо повис на единственном болте.

— Нет, ничего… давай, я второй сниму. Может, правда никто еще не видел, деревенька-то как мертвая.

И действительно, за все это время они увидели всего человек пять, включая конторских. Над улицей дрожало безмолвное марево, шумели за плетнями сады, где-то хрипло заливалась одинокая собака. И — ни души, хотя солнце уже недвусмысленно клонилось к вечеру. Со стороны сельсовета выскочил на дорогу председательский «боевой конь», поехал куда-то в противоположную от «Газели» сторону, но, метров через сто, притормозил и свернул к дому — очевидно, там и жил Валентин Александрович.

— Далеко ему до работы, пешком не находишься… — пробурчал Вадик. При виде председателя, ворохнулось чувство досады за неравноценный обмен, вот только сам же его предложил, не на кого пенять. Желудок екнул, не удовлетворенный бутербродами; за весь день Вадик съел только порцию шашлыка, да вместо завтрака заглотал кофе — растворяшку с бутербродом. Он только молча потер живот, глядя, как Руслан сноровисто расправляется с задним номером… наконец, жестянка исчезла с глаз долой.

— И нафига, спрашивается? — Вадик только теперь сообразил. — Молокан-то с нашими номерами здесь раскатывает… Ребята посмотрели друг на друга и только вздохнули… — Да и вообще… Сам-то подумай, Что мы здесь набредили? Либо это не Союз, либо — машина не отсюда. Не может быть по-другому.

— Ну и что делать будем?

— А что тут сделаешь? Давай все-таки дождемся этого молоковоза, который к ним приезжает. Если что — с ним до города и доберемся…

Отвлек их звук двигателя — с пригорка, оттуда, откуда приехали и они, спускался автобус… «Пазик» старого образца, с застывшим на плоской лобастой «морде» добродушно-удивленным выражением. Вадик закрыл водительскую дверь, чтобы дать проехать автораритету, тот с ходу пропылил мимо, обдав его горячим воздухом из-под капота, остановился где-то возле ДК и исторг из себя толпу народа в рабочей одежде — видимо, привез колхозников.

Деревня сразу же ожила; захлопали двери, радостно зашлись во дворах псы, приветствуя хозяев. Мимо машины прошла небольшая группа весело перешучивающихся женщин, на машину они посмотрели с удивлением, а на экипаж — с интересом. Проехал со стороны сельсовета мужичок на трофейном мотоцикле «БМВ», по образу и подобию которого много лет клепали советские «Днепры» и «Уралы» — без номера вообще, на приезжих покосился с подозрительностью, нырнул в чей-то двор возле самой околицы. Еще через полчаса с дальнего конца улицы хлынула волна домашней скотины, пригнанной пастухом с выпаса, не спеша растеклась ручейками по подворьям.

— Сынки, вы что же здесь встали, ждете кого? — голос прошамкал так неожиданно, что поглощенный своими мыслями Вадик даже дернулся. Ветхая старушка, опираясь на клюку, стояла на обочине, у открытой двери со стороны Руслана. Вышла она, видимо, из дома напротив Инги, который Вадик поначалу принял за нежилой.

— Поломались, бабушка! Завтра молоковоз приедет, разберемся… — Вадик неосознанно повысил голос.

— Так вы что ж, в автомобиле вашей ночевать собрались?! — в голосе старушки явственно послышался испуг. — Никак вам нельзя!..

— Не в первый раз, бабушка, не бойтесь! В лучшем виде переночуем!

— У меня поспят! — Инга, которую Вадик тоже не заметил, хворостиной загнала в ворота подворья здоровенную козу и подбоченилась. — Не суйтесь, Олимпиада Игнатьевна, куда не просят! Идите к себе по-доброму!

— Не покрикивай на меня, охальница! — зашипела старуха. — Вон, на Маньку свою командуй, бесстыжая! Вот дождешься, составлю жалобу на тебя в лучшем виде! Запоешь ты у меня!