Константин Седов - Лес проснулся

Как назло, в казарме ни у кого не было «листка». Их и так мало, а у салаг все забрали дембеля. А тех, после обеда, почти всех отправили отрабатывать прикрытие БРЭМов под огнем противника.

Я никогда так прежде не бегал. Перелез через забор, испачкался в свежей, а теперь еще и смешанной с дождевой водой, краске. До города — полчаса ходьбы пешком. Уже и бегом не успею. Остановка недалеко. От нее идут дороги и в город, и в часть. Я не знал, чего боялся, но рисковать не собирался. Такую информацию мимо ушей не пропускают.

Добежал до дороги, кинулся по петляющей меж березок тропинке, ведущей к остановке. Услышал крик, остановился, замер. Крик повторился и прервался. Я узнал Катин голос и кинулся в ту сторону.

Их было трое. Двое склонились над лежащей на в куче мокрых листьев Кате. Одни зажимал ей рот, второй дергал за полы куртку. Не расстегнутая до конца она застряла у девушки на плечах.

Третий, лет тридцати, с начинающим лысеть лбом, стоял чуть в стороне, засунув руки в карманы, зажимал незажженную сигарету в зубах. Насмешливо изогнутые брови над темными очками, которые он зачем-то напялил в дождливую погоду.

Увидев меня, троица замерла. После тренажеров и спринтерской пробежки на два километра я тяжело и хрипло дышал.

— О! Спаситель, — прокомментировал мое появление лысеющий.

Катя снова закричала и один из склонившихся, ударил девушку по лицу.

Я зарычал и двинулся вперед. Не вынимая рук из карманов, лысеющий ударил меня ногой в лицо. Надо признать, умело. Хоть и уставший, я был на адреналине, поймал ногу, взяв в захват подмышку и врезал кулаком ему в нос. Он полетел на землю, очки слетели, а я двинулся к тем двоим. Тот, который рвал с Кати одежду, повернулся и бросился, ломая кусты, в лес. Второй осклабился, двинулся навстречу.

— Че? Герой?! Потанцуем.

Широкий, квадратный, он вскинул кулачища к лицу, приняв боксерскую стойку. Я пнул его под чашечку и сразу по бедру. Когда он свалился на одно колено, добавил ногой в челюсть.

— Не спасешь солдатик. А еще и посмотришь, — лысеющий, облепленный травой, грязью, листьями, поднимался, держась за скулу, — сейчас твою девочку жизни учить будем.

По непонятной причине он был очень в себе уверен. Я направился к нему, он сунул руку в карман, достал складной нож, щелкнул.

Я остановился. Блеснуло широкое, с круглой дырой у обуха, лезвие.

Люблю смотреть в кино, как герой легко уворачивается от ножа. Или блокирует удар. В реальной драке справится с противником вооруженным ножом очень сложно. Шансов, что тебя порежут, больше половины, каким бы подготовленным ты не был. Задача сводится, в основном к тому, чтобы тебя не проткнули и свести порез к минимуму. Еще лучше убежать. Но я не мог. За спиной Катя.

Он не перебрасывал нож из руки в руку, не крутил, крепко сжал, держал у правого бедра, повернувшись ко мне левой стороной и покачиваясь, шел на меня. Глаза без очков неестественно блестели, светились превосходством.

За моей спиной застонал и крепко ругнувшись, стал подниматься квадратный. Я повернулся к нему и быстро ударил ногой в висок. Не нужен мне в тылу никто.

Квадратный рухнул, а лысеющий сделал несколько ложных замахов. Широких, но быстрых. Хотел или напугать, или спровоцировать.

Я оглянулся в поисках палки или камня. Ничего не было.

— Задергался, сыкло? — он сделал ложный выпад мне в лицо и сразу же попытался ударить в плечо.

Я отпрыгнул, сорвал с себя армейскую куртку, намотал на руку и попытался пнуть его в голень. Теперь отпрыгнул он.

— Ты что? Жадный? — он говорил едко, облизывая тонкие губы, — я с тобой бабой делился. Алку оба драли. Теперь твоя очередь, а то нечестно.

Я не отвечал, пытаясь обойти его по кругу.

— Ты сильно не парься, я тебя убивать не собираюсь. Чуток подрежу для ума. А пока будешь кровью мазаться, посмотришь, как я твою девочку натягиваю. Она у тебя, кстати, правда, девочка? А то Алка не верит. Попросила лично убедиться… Хоп!

Он бросился на меня, быстро сократив дистанцию, ударил снизу-вверх. Я не мог отбегать дальше, тогда открыл бы ему дорогу к Кате. Лезвие распороло куртку на руке, пальцы пронзила острая боль, все, что я мог сделать, это ударить его другой ладонью в челюсть, задрав голову.

Он отпрыгнул, радостно посмотрел на окрасившееся красным, лезвие.

— И еще разок, чтоб сговорчивее был, — он снова прыгнул вперед. Быстро. И попытался повторить удар. Ошибка. Теперь я знал, куда он будет бить и выбросил вперед ногу. Пинок пришелся по кисти. Нож вылетел из рук, а я набросил куртку ему на голову, задрал его лысеющий лоб, а когда он схватился за куртку, сделал шаг ему за спину, подбил колени и сместив куртку на горло, повалил на себя, затем на землю и стал душить, морщась от боли в разрезанных пальцах.

Хорошо, что третий оказался трусом и сбежал. Было бы гораздо сложнее.

Я не стал душить подонка до конца, оставил на земле и несколько раз от души пнул. Наверняка сломал пару ребер, прошелся подошвой по пальцам.

Проходя мимо квадратного, пнул еще и его. Вся драка была на пинках.

Подошел к Кате. Она так и лежала, смотря на происходящее круглыми глазами. Ударила по протянутой руке:

— Это из-за тебя!

— Давай, сейчас встанем, успокоимся…

— Уйди!!!

— Катя, милая…

— Кто такая Алла?!!

Я никогда не рассказывал ей эту историю, не считая нужным грузить девичий мозг. Сейчас попытался сделать это вкратце. Катя или не слушала, или делала какие-то свои выводы. Наивные и вздорные. Разговора не получилось. Она дрожащими руками запахнулась в оставшуюся целой куртку, испуганно смотрела на валяющихся на земле насильников и с еще большим испугом на меня. Я не столько провожал ее до дому, сколько плелся в хвосте, оправдываясь, не пойми за что, пытаясь перевязать руку отобранным у одного из нападавших, шарфом.

Бестолку. Катя теперь боялась меня.

Кровь капала на тропинку.

Я стоял во дворе построившихся в каре многоэтажек, прислонившись к красному автомобилю и ждал. Дождь перешел ночью в снег, ночью же и прекратился. Я топтал порошу подошвой. К автомобилю прислонился специально, потому что выяснил, чей он и если пропущу хозяина в многолюдном дворе, то он точно не пропустит меня. Все автовладельцы первым делом, заходя во двор, смотрят на свою машину, если по какой-то причине, покидали двор не на ней.

Я был в самоволке, но мне было плевать. Душила злоба. Болела порезанная до кости рука. В медсанчасти вчера сказал, что порезался и порвал куртку, когда перелазил через забор. Мне не поверили, сказав, что гвоздевой прокол от ножевого пореза, армейский врач как-нибудь отличит. И что если солдат признается в самоволке, то только для того, чтобы скрыть, что-нибудь более серьезное. Да и с самоволками я уже обнаглел. Рану замазали заживляющим гелем и вкололи что-то, усиливающее регенерацию тканей, за ночь срослось, теперь и болело, и чесалось одновременно.