Дэн Абнетт - Ордо Маллеус

В сопровождении шести укутанных в балахоны дознавателей, зачитывающих вслух тексты из Книг Боли и Глав Наказания, по вересковому склону ко мне спускался инквизитор Леонид Осма. Розовый рассвет протянул первые лучи по суровой пустоши, можжевельники и орляк колыхались под ранним утренним ветерком. Вдалеке тетерева и птарцерны приветствовали своими криками восход зимнего солнца. Осма, хорошо сложенный, широкоплечий мужчина, разменявший пятнадцатый десяток, был облачён в бронзовый силовой доспех, пылавший оранжевыми бликами в красноватом рассвете. Орнамент в виде гербов Маллеуса украшал бесажью [17]и наколенники его брони, а шесть печатей чистоты оплетали его бевор [18]подобно цветочному венку. Длинный плащ из белого меха развевался за спиной инквизитора, смахивая снег с кустов вереска и можжевельника.

Лицо Осмы выглядело туповатым и злобным. Под бахромой тяжёлых, седых бровей, под опухшими веками сверкали маленькие точки глаз. Коротко подстриженные волосы имели такой же цвет, как и сталь его меча. Несколько лет назад Леонид утратил нижнюю челюсть во время сражения с хорнитским берсерком. Аугметический протез представлял собой выступающий вперёд хромированный подбородок, подключённый к черепу проводами и микросервомоторами.

На его спине между лопаток был закреплён штандарт, эмблема Инквизиции возвышалась над головой Осмы. В руке инквизитор держал энергетический молот – знак своего ордена. В другой руке он сжал запечатанный футляр из эбенового дерева, предназначенный для переноски свитков. Я сразу понял, что там. Карта экстремис.

– Это безумие! – прорычал Фишиг. Кадианцы вокруг нас напряглись и защёлкали затворами.

– Довольно, Фишиг! – проговорил я и обернулся к помощникам. Они выглядели потерянными и напуганными. – Мы не станем сражаться со своими. Сдайте оружие. Мы скоро разберёмся в этой смехотворной ошибке.

Биквин и Иншабель передали своё оружие кадианским гвардейцам. Фишиг неохотно расстался с карабином арбитра. Нейл открыл затвор пулемёта, извлёк магазин и отдал его ожидающим солдатам. Сам пулемёт так и остался висеть на его плечах, поддерживаемый на уровне груди ремнями.

Я удовлетворённо кивнул.

– Шип приглашает Эгиду, во имя прохладной воды, спокойно, – прошептал я в вокс и обернулся к Осме.

Он приподнял свой энергетический молот, при этом бормочущие дознаватели умолкли и закрыли свои книги.

– Грегор Эйзенхорн, – произнёс Осма на великолепном формальном высоком готике, – по обязательству перед господом Богом-Императором, нашим предвечным владыкой, и во исполнение воли Золотого Трона, от имени Ордо Маллеус и Инквизиции объявляю вас дьяволопоклонником и в свидетельство своих обвинений представляю эту карту. Да восторжествует правосудие Империума. Храни нас Император.

Я извлёк обойму из своего штурмового болтера и вручил оружие Леониду, как и полагалось, рукоятью вперёд.

– Ваши слова и обвинения были услышаны. Я повинуюсь, – ответил я по древней форме. – Да восторжествует правосудие Империума. Храни нас Император.

– Вы принимаете эту карту из моих рук?

– Я принимаю её в свои руки, но лишь с тем, чтобы доказать, что она трижды лжива.

– Настаиваете ли вы на своей полной невиновности?

– Настаиваю на том, что я неповинен и чист. Да будет это записано.

Дроны, парившие за плечами дознавателей, все записывали, но, несмотря на это, самый молодой из спутников Осмы отмечал происходящее с помощью галопера на планшете, установленном перед ним на гравипластине. Эту деталь я отметил с некоторым удовлетворением.

Несмотря на абсурдность обвинений, Леонид соблюдал формальный протокол со всей полнотой и точностью.

– Прошу вас сдать знак полномочий, – произнёс Осма.

– Я отказываю вам в этой просьбе. По протоколу о предварительном осуждении, я заявляю о праве сохранять своё звание до исхода слушаний.

Он кивнул.

– Этого я и ожидал. – Он перешёл с высокого формального на низкий готик. – Спасибо, что помогли избежать неприятных моментов.

– Не думаю, что мне удалось избежать каких-либо неприятностей, Осма. Все, чего я избежал, – кровопролития. Происходящее просто абсурдно.

– Все так говорят, – ехидно пробормотал он, отворачиваясь.

– Нет, – размеренно заговорил я, заставляя его застыть на месте. – Виновные и совращённые сопротивляются. Они отрицают. Они вступают в сражение. За свою жизнь я уничтожил девятерых дьяволопоклонников. Ни один из них не ушёл спокойно. Отметьте этот факт в вашем отчёте, – обратился я к пишущему дознавателю. – Если бы я был виноват, то не стал бы вести себя так вежливо.

– Отметь это! – приказал Осма заколебавшемуся писцу, а потом снова повернулся ко мне: – Прочтите карту, Эйзенхорн. Вы виновны как сам грех. И именно такого понимания и сотрудничества я ожидал от столь осторожного и умного создания, как вы.

– Это комплимент, Осма?

Он сплюнул в орляк.

– Вы были одним из лучших, Эйзенхорн. Лорд Роркен очень просил за вас. Я признаю ваши прошлые заслуги. Но вы свернули с пути праведного. Вы – Маллеус. Мерзость. И за это придётся заплатить.

Спустившись наконец с холма, к нам подошла Нев. Изодранный доспех на ней промок от крови.

– Это безумие… – пробормотала она.

– Не ваше дело, леди инквизитор, – оборвал её Осма.

Нев сердито взглянула на Леонида:

– Вы находитесь на моей территории, инквизитор. Эйзенхорн доказал мне свою чистоту. А этот цирк препятствует исполнению задач Инквизиции.

– Ознакомьтесь с картой, леди, – ответил Осма. – И заткнитесь. Эйзенхорн умен и умеет убеждать. Он одурачил вас. И будьте благодарны, что вас не привлекают к этому делу.

Моих спутников, под ответственность Нев, увезли в Каср Дерт. Мне на такую роскошь рассчитывать не приходилось. Меня погрузили на борт кадианского военного лихтера, понёсшегося в рассветных лучах на юг, к самому далёкому из островов кадукадской группы, к печально известной кадианской тюрьме – Карнифицине.

Скованный по рукам и ногам, я сидел на металлической скамье, выступающей из переборки бронированного трюма, в окружении кадианских гвардейцев и читал карту. Неровный свет едва пробивался через прорези иллюминаторов.

Я не мог поверить тому, что читал.

– Ну? – проворчал Фишиг со своего места в углу. Мне разрешили взять с собой одного помощника, и я выбрал Годвина, учитывая его арбитрское прошлое.

– Прочитай, – сказал я, протягивая ему карту. Один из кадианцев с безразличным видом взял у меня документ и передал нахмурившемуся Фишигу. Тот углубился было в чтение, но уже через несколько секунд разразился неслыханным богохульством.