Борис Конофальский - Рейд [СИ]

Но на фоне дома Савченко, дом Аким выглядел жалкой лачугой.

У Савченко вся крыша, южная, восточная и западная стороны дома покрыты мощными полукиловаттными солнечными панелями. Сам дом огромный, и двор большой. Под навесом мощная техника, квадроциклы. Две большие, дорогие и лёгкие лодки из ультракарбона. Это вам не убогие «дюральки», на которых рыбари ходят в болото. Стоят на прицепах, под кожухами отличные двигатели. Да, хорошо живёт Олег Савченко. Много, много ценного возит он куренному кошевому на склад. Наверное, поэтому и не погнали его из станицы старики, когда он выписался из казачьего реестра.

Заезжать во двор, под навес, Саблин не стал, оставил свой квадроцикл на солнце. Думал, что скор вернётся. Подошёл к двери и не успел нажать на звонок, как вакуум засипел, и дверь сама отворилась. Он, чуть подумав, сделал шаг и оказался в светлом кессоне, дверь за ним со шлепком закрылась, а следующая не открылась. И тут же над головой заработал, завыл мощный вентилятор-насос. Чуть пыльник с него не сорвал, капюшон затрепыхался, очки с маской рукой держать пришлось — так тянул здорово. И только после того, как насос затих, открылась вторая дверь, и Саблин даже через пыльник и КХЗ почувствовал, как прохладно у Савченко дома. Он преступил высокий порог и оказался в полутёмной прихожей. А на другом конце, комнаты стоял сам Савченко, в майке, в широких портах, босой. Сам сухой, жилистый. С его работой несильно разжиреешь. И улыбался. Чего улыбался-то — непонятно, ведь не знал, кто к нему пришёл, Аким маску-то не снял, капюшон не скинул.

А Савченко и говорит:

— Здорова, Аким.

— Откуда знал, что я пришёл? — говорит Саблин, снимая маску и капюшон.

— Я тебя по походке признаю. Столько километров за тобой прошёл. Может, тысячу. Проходи, друг дорогой.

«Друг дорогой!» — думает про себя Саблин. — «Мы с тобой и не виделись лет шесть или семь, а до этого случайно на дороге пресеклись, вот и вся наша дружба за последние пятнадцать лет».

Они вошли в большую комнату, вернее в огромную комнату, она метров сто квадратных, а то и больше. Может, как весь дом Акима. Там диван, на котором одновременно могут сидеть человек пятнадцать, ей Богу, стоит буквой «П», а на диване валяются молодые бабы, трое их. Две китаянки, одна белая. Господи, две одеты в мужские майки, все сиськи наружу. Юбки тридцать сантиметров, а они ещё и ноги на столик маленький кладут. Юбки и не прикрывают ничего, даже ляжки, а одна так и вовсе сидит в трусах и лифчике.

Аким опешил, встал, даже не знал, что делать дальше. А Савченко его вперёд подтолкнул, смеётся:

— Садись не бойся, они не кусаются. Ну, почти.

Одна из китаянок встала, не спрашивая разрешения, стала снимать с него пыльник, Аким покорно отдал ей плащ. Так она и маску у него с очками забрала. Вторая, та, что в трусах и лифчике, по знаку Савченко принесла банку из алюминия и чуть поколдовав, поставила на стол перед Саблиным высокий стакан, стала наливать в него жёлтый напиток с белой пеной. Пиво! Такой стакан стоил как полведра кукурузного самогона. И тут ещё Аким увидал бассейн. Такой у них в общественной бане. Да нет, в бане поменьше. У Савченко он был от стены и до стены, метров двенадцать в длину и шесть в ширину. Вот, оказывается, как жил его старый знакомец. Бассейн, пиво, дорогие лодки и огромный дом. И почти голые бабы в доме. Казаки говорили, что ночью в чайной официантки могут танцуя, догола раздеваться. Если им заплатить, конечно. А тут и платить не нужно, одна, вон, в трусах от него в двух метрах сидит и улыбается ему, ноги на стол дерёт. Не стесняется. Да он свою Настю в таком виде нечасто видит.

А Саченко говорит ему с ухмылочкой:

— Чего ты застыл? Пива-то выпей, с жары это самое-то.

Пиво холодное, как бы горло не застудить. Не привык Аким к таким холодным напиткам, но оно ему понравилось, вкус непривычный, даже горький, но очень приятный.

У Савченко тоже стакан пива в руке. Нет, он точно не бедствует.

— Я поговорить пришёл, — наконец произносит Аким, поглядывая на красивые ноги девки, что сидит от него в двух шагах.

— А я даже знаю о чём, — отвечает Савченко.

— Знаешь? — удивляется и не верит Саблин.

— Конечно. Ты за Яшку пришёл говорить.

Саблин вздохнул. Вот подлец, откуда знает, не может понять Аким. Он молчит, и Савченко молчит. Сидеть тут приятно, диван мягкий, прохладно в доме, девки красивые, полуголые и пиво ледяное, но нужно дело начинать, и Аким произносит:

— Мы с Иваном Зеленчуком, отцом Якова, в одном взводе служили…

— Да знаю я, — перебил его Олег. — Не хочешь ты, что бы я брал его в ватагу.

— Не хочу, — говорит Саблин твёрдо, думая, что вот сейчас Савченко и начнёт кочевряжиться. — Ему в августе в призыв идти. Не сбивай его.

— Ну, не хочешь — так не возьму, — вдруг говорит Олег.

Вот тебе и на! Аким ехал, готовился к трудному разговору, подбирал слова, думал, Савченко упрётся, с ним разговаривать тяжко будет. А он вон как. Аким уже и не знал, что дальше делать. Вертел стакан в руке.

— Ты пиво-то пей, — напомнил ему Олег. — Остынет.

Аким послушно выпил, но и теперь не знал, что говорить дальше.

— А ты всё такой же говорун, — смеётся Савченко, продолжает: — Девки, вы не поверите, один раз нас под Сургутом переделанные прижали, да так, что продыху не было. День и ночь оторваться от них не могли. Мы вот с этим вот казачком с левого фланга были, и все что-то в рацию говорят, что-то рассказывают. А он молчит. Думаю, убили его. Нет, смотрю, кто-то слева стреляет. Жив. Отходим, заляжем, чуть окапаемся, а он опять молчит. Даём первой группе отойти — прикрываем их, они уходят за нас. Мы ведём бой. И опять все что-то говорят, атаман командует, а этот молчит. Молчит как рыба. Думаю, вот сейчас-то точно убили. Думаю, надо глянуть, может, ранен, и тут он говорит в эфир: «Ставлю ППМНД, на юг, на точке 409.90». И всё. Приказ отходить.

«Ишь, ты, неужто помнит, чертяка», — думает Саблин.

А Савченко продолжает:

— Снова поднялись, отошли ещё на сто метров, снова легли, окапываемся. Шли — я его видел, а тут снова час бой идёт, и за час он ни слова. Ни одного слова. Ещё полчаса, я уже и стрельбы слева не слышу, думаю, вот теперь точно убили, и тут слышу: «Бегуны, двое от меня на юго-восток. Обходят. Веду бой». По-моему, он больше ничего так и не сказал, пока до лодок не дошли.

Полуголые девки делают вид, что понимают, о чём говорит Савченко, сидят, кивают, изображают интерес. А Аким смотрит на него неодобрительно: «Чего мол, ты им всё это рассказываешь, к чему?»

А Савченко садится рядом, смотрит Саблину в глаза и говорит:

— Яшку-то я погоню, раз ты не хочешь, пусть на Норильск сходит, там до сих пор люди и никель в отвалах находят и даже платину. А вот тебя я бы к себе взял. Пойдёшь?