Клинт Вернер - Владыки «Железного Дракона»

– Я хочу, чтобы вот этот человек отправился вместе с нами.

Скагги замялся:

– Это может привести к неприятностям с вождями. Если считаешь, что нам требуется проводник, не лучше ли взять другого охотника?

– Мне нужен Джангас, – настоял Брокрин. – Если они обошлись с нами несправедливо, я хочу, чтобы они знали о последствиях. Если Керо хочет, пусть попробует нам помешать. Или он может отдать собственного сына в заложники. Таково мое требование.

«Железный дракон» и два сопровождавших его судна плыли над усыпанными валунами равнинами. Где оттепель открывала почву солнцу, там пускали первые ростки колючие травы. Несколькими неделями спустя местность станет заметно менее пустынной: ее покроет зелень, на которую, выбравшись из своих зимних убежищ, придут мамонты. Именно из-за возвращения стад племя разбило лагерь лигами ниже. Достаточно близко для охоты и достаточно далеко, чтобы могучие животные не растоптали людей.

Путь, который кочевникам пришлось бы преодолевать пешком не менее двух суток, занял считанные часы. За это время дуардины успели остудить пыл, обдумать увещевания Мортримма сохранять спокойствие и призывы Скагги не торопиться. Но лучше всего с опасениями помог справиться холодный тон, с каким Брокрин давал свои обещания. Команда поверила: в случае несчастья капитан сумеет все уладить.

Готрамм грыз край каменного хлеба и выразительно чмокал губами, проглатывая очередной кусочек. Раньше эти тяжелые, из муки с каменной крошкой сухари, которых в рационе арканавтов было чересчур уж много, приходились ему не по душе. Но со временем он нашел в них свою прелесть. Джангас, однако, не обладал достаточно сильными челюстями для пищи дуардинов; попытавшись надкусить каменный хлеб, он отколол край зуба и порезал губу. Для придания им съедобной консистенции он опускал сухари в пиво и держал их там, пока они не размокали до состояния вязкого теста. Гортамм никак не мог понять, почему кочевник взял так мало собственной еды. Возможно, чуйтсеки испытывали перед харадронцами настолько сильное суеверное благоговение, что верили, будто путешествие на небесном корабле закончится еще до обеда.

Возможно, Джангас и выглядел примитивным в сравнении с харадронцами, но ему хватило сообразительности догадаться, что именно означают действия Готрамма. Человек окинул арканавта хмурым взглядом и принялся смотреть за борт, на равнины под ними. Готрамм весело фыркнул и откусил от сухаря еще кусочек.

Нелюбовь была взаимной: Готрамм не мог удержаться от того, чтобы не подразнить кочевника, Джангас, в свою очередь, оказался крайне недоверчив и докучливо строптив. Он впервые летел на небесном судне. Более того, когда пришла пора покидать лагерь чуйтсеков, Джангас, несмотря на показную храбрость, заставил долго себя упрашивать, прежде чем согласился взойти на корабль. Племя не без трепета относилось к харадронцам, и Готрамм подозревал, что у людей бытует о дуардинах целый ворох предрассудков, который не исчерпывается лишь скоростью их кораблей. Белый как смерть Джангас весь трясся от ужаса, когда броненосец неспешно пополз ввысь.

Увы, уже скоро человек взял себя в руки. Готрамм нехотя был вынужден признать, что отваги кочевнику было не занимать. Вместо того чтобы забиться в темный угол трюма, Джангас позволил восторгу побороть страх. Сын вождя перемещался – сперва неуверенно, затем все смелее – от одного конца палубы до другого, изумленно рассматривая раскинувшиеся внизу пейзажи. Разумеется, он не привык к воздушной качке, поэтому каждый раз, когда броненосец чихал эфиром или менялся поток ветра, человек пошатывался, пытаясь вернуть себе равновесие. Мортримм попробовал привязать к нему веревку, чтобы гостя не выбросило за борт, но получил в ответ бурное негодование. Скагги пояснил вспышку гнева: Джангасу подумалось, будто его хотят взять на поводок, словно шавку. Хоргарру удалось закрепить на ногах человека магнитные сапоги, но не раньше, чем он убедил кочевника, что тому без них не обойтись. После этого Брокрин назначил Готрамма на роль нянюшки, чтобы с гостем не случилось какой беды.

– Безбородый ты конелюб, – выругался Готрамм, глядя как Джангас наклонился над бортом.

Быстрым шагом он подошел к человеку и оттащил его.

– Нет уж, выбрасываться за борт и разбиваться о скалы ты у меня не будешь, – сказал он кочевнику, сохраняя голос ровным и спокойным.

Джангас не понял ни слова, уловив лишь тон. Готрамм мог назвать его хоть окаянным загребущим гоблином, и охотник бы только кивнул.

– А может, и вправду стоит столкнуть тебя за борт, – не унимался Готрамм. – Чего молчишь, кретин пучеглазый?

Ответом Джангаса был лишь кивок. Затем человек сжал руку так, словно держит невидимую чашку, и поднес ладонь к лицу, бормоча что-то на родном наречии. Готрамм не разобрал слов, но догадался, чего хотел его подопечный. В капере нарастало раздражение.

– Еще грога? – резко спросил он.

Запасов выпивки на корабле еще было достаточно, однако каждый дуардин вне родного порта боялся, что они могут иссякнуть.

– Ты едва осилил кружку, что я налил тебе в прошлый раз.

Кочевник то ли не понимал, то ли игнорировал речи Готрамма, продолжая показывать жажду жестами.

– Надоел тебе твой новый друг? – услышал дуардин язвительный вопрос, подчеркнутый громкой отрыжкой.

За его спиной шаркал Друмарк. Арканавт почувствовал, как закипает все сильнее. Хватало того, что Друмарк самым прилежным образом исполнял свой долг по уничтожению запасов грога, совсем необязательно было брать с собой человека, чтобы он занимался тем же.

– А тебе делать больше нечего? – ответил Готрамм. – Натаскивать громовержцев? Помыться?

Друмарк прикрыл рукой верх бронзовой пивной кружки, не давая пролиться содержимому. Он принюхался и скривился. Затем перевел глаза на Готрамма и ответил:

– Нет, я пока свободен.

Заметив за спиной Готрамма Джангаса, сержант широко улыбнулся гостю. Охотник указал на кружку и повторил пьющий жест.

– Да у него в горле пересохло, – догадался Друмарк, делая большой глоток, – помог бы парню.

– Я не подчиняюсь приказам человеков, – заявил Готрамм.

Друмарк наигранно улыбнулся, брови дуардина поднялись так высоко, что угрожали скинуть с головы шлем. С запозданием Готрамм понял, что повелся на провокацию сержанта.

– О-о-о, прости, – произнес Друмарк с притворным удивлением, – просто Скагги говорил совсем другое…

Готрамм снова посмотрел на Джангаса. Жестикуляция кочевника приобретала требовательный, едва ли не повелительный оттенок. Сквозь сжатые зубы Готрамм спросил:

– И что же сказал Скагги?

Друмарк упреждающе выставил вперед ладонь, как бы прося не торопить его с ответом, и хлебнул еще пива.