Дмитрий Старицкий - Горец. Кровь и почва

– Савва, разберись тут с бумагами в первом приближении.

– А?..

– Найдем твою милую и без тебя. А то ты в запале можешь и сам дел натворить, и погибнуть по глупости, – припечатал генерал. – Помни о главном.

– «Жила бы страна родная, и нету других забот», – хмыкнул я.

– Вот именно, – серьезно ответил Молас.

Оставил он мне Ягра в помощь и поставил снаружи у дверей пост из своих ребят. Предварительно они вынесли наружу труп канцеляриста, чтобы не отвлекал.

Как я и ожидал, большинство бумаг было дарственными и купчими. С ландкартами, кадастровыми планами и описаниями городской и сельской недвижимости. Толстыми сметами оценщиков. Даже представить себе трудно, с каким широким размахом готовился этот рейдерский захват феодальной собственности в центральных районах империи. Вот деловые люди… пока мы гвардию в фарш перемолачивали, они бумажки собирали на дома и поместья…

Показалось даже, что создателей этой преступной схемы устраивал любой исход гвардейского мятежа.

Впервые я четко осознал, что, возможно, к взрыву в охотничьем замке сама гвардия никакого отношения и не имеет. Что Тортфорты тут такой же памперс для основных игроков, как и я для императора. Даже закралась в голову шальная мысль, что расстрел мною мятежных Тортфортов также был просчитан заранее неведомыми кукловодами. И на этом умозаключении я успокоился – никто не будет здесь этих женщин убивать. И отбирать всё до нитки тоже никто не будет. Не черные это риелторы средней полосы России в стачке с участковым тут орудуют, а аристократия, повязанная еще некоторыми условностями. Вынимая у вас кошелек, они будут предельно вежливо вас титуловать, как положено, и даже оставят мелочь на дорогу домой.

А потом в архив ввалился этот унтер с повинной…

Вот и все. Конец лав-стори.

Забавно, но в подвале донжона, в старинной темнице, обнаружили генерал-адъютанта покойного императора Отония. Как его там… Вейхфорта. Тут даже у Моласа, которого сложно чем-либо удивить, глаза на лоб полезли.

Молас с удивлением смотрел на человека, чье место в дворцовой иерархии он уже занял, потом спросил, каким образом его сиятельство оказался в столь атмосферном узилище. Да еще в одиночестве.

– Привезли. Заперли. Ничего не сказали. Последний день даже не кормили. Третьи сутки я уже тут, – ответил узник. – Вы мой спаситель, генерал.

– То есть вы хотите сказать, ваше сиятельство, что ничего не знаете? – Молас был само радушие.

– Нет. Не знаю. Но догадываюсь.

Ключа от решетки так и не нашли. Принесли ножовки, и два «волкодава» быстро выпилили пару толстых прутьев из решетки, отделяющей камеру от коридора. Железо было старое, сыродутное и с визгом быстро поддавалось мелким зубьям закаленного полотна.

– Вы свободны, ваше сиятельство. – Молас сделал рукой приглашающий жест. – Ах да… Вас же не кормили сегодня еще. Не разделите ли со мной ранний ужин?

– С удовольствием, – расшаркался бывший узник. Мундир на нем, впрочем, выглядел вполне презентабельно.

Взаимные расшаркивания закончились, и оба императорских генерал-адъютанта – бывший и нынешний – стали подниматься по старой каменной лестнице, стремясь попасть под лучи вечернего солнышка.

За ними собрались и «волкодавы».

– Капитан, останьтесь, – попросил я офицера из ведомства второго квартирмейстера генштаба, который, собственно, и нашел тут Вейхфорта.

– На предмет?

– Проверить одну гипотезу. Но для этого мне нужен независимый свидетель.

– Ефрейтор, ко мне, – крикнул офицер в лестничный пролет.

– Зачем нам еще и ваш ефрейтор? – спросил я.

– Независимых свидетелей должно быть два. Да и протокол кто-то же должен составлять, – просветили меня.

Когда ефрейтор разведки ссыпался в подвал, я приказал Ягру, который с автоматом не отходил от меня ни на шаг:

– Ищи в камере ключ от этого замка, – похлопал я по железным прутьям опустевшей камеры.

– Почему вы так решили, господин командор? – спросил меня капитан.

– А вы воздух понюхайте, – предложил я.

– Затхло, как и в любом старом помещении, которое долго не проветривали. Но ничего особенного, – ответил он мне после того, как изобразил из себя легавую собаку с верхним чутьем.

– Ничего особенного и быть не должно. А вот естественных запахов нет. Ефрейтор, откройте крышку параши.

Тот подчинился и ответил.

– Чистая, господин командор. Даже вымытая.

Я поднял палец вверх и заявил авторитетно:

– А генерал утверждает, что просидел тут трое суток. Какал, наверное, бабочками.

Через полчаса поисков ключ нашелся, под этой самой тяжелой дубовой парашей. В месте, где его бы никто и не подумал искать. А если бы и подумал, то побрезговал бы, с точки зрения императорского генерал-адъютанта.

Мы терпеливо дождались в коридоре, пока Молас закончит под светскую беседу трапезничать с Вейхфортом, и на выходе предъявили последнему ордер на арест от имени императорской чрезвычайной комиссии. И надели на него наручники.

Молас сделал вид, что он к ЧК не имеет никакого отношения, и только буркнул в мою сторону:

– Надеюсь, командор, вы знаете, что делаете? Но заявляю сразу, я вынужден буду об этом доложить его величеству, – склонил он лоб в сторону бывшего генерал-адъютанта.

– Буду вам за это признателен, ваше превосходительство, – рассыпался в любезностях Вейхфорт, пока Молас пожимал плечами, живописной мимикой делая вид, что он против ЧК не властен.

Отвели бывшего императорского адъютанта в архив. Усадили за стол. Сам сел напротив него и внимательно посмотрел ему в переносицу. С армии знаю, что пристальный, вроде как в глаза, но неуловимый взгляд раздражает, а некоторых людей даже пугает.

– Что вы от меня хотите? – наконец не выдержал играть в молчанку и гляделки Вейхфорт.

– Чтобы вы мне объяснили, что все это значит? – обвел я руками шкафы с документами.

– А я знаю? – настолько натурально удивился он, что я даже на секунду поверил ему. Крепкий орешек.

Пришел писарь, устроился сбоку с канцелярскими принадлежностями.

– Итак, ваше имя, фамилия, титул, чин и должность, – начал я допрос по всей форме.

Сам одно время удивлялся, для чего допрос каждый раз начинается с повторения паспортной части, которая и так прекрасно известна следователю. Но просветили как-то. Во-первых, допрашиваемый всегда сам подписывается под протоколом, в том числе и под своими данными, удостоверяя их правдивость. Во-вторых, создается рабочий настрой, по которому допрашиваемый уже начал отвечать, даже если до того думал играть в молчанку.

– А теперь расскажите подробно, ваше сиятельство, где вы были с момента взрыва в охотничьем дворце императора.

– Насколько подробно? – переспросил меня Вейхфорт.