Даниил Калинин - Рогора. Дорогой восстания

Я бегу по склону кургана как никогда в жизни, когда возможно – прыгаю вперед что есть сил. Всего несколько секунд стремительного спуска, и я оказываюсь сзади обступивших моих соратников торхов.

Если бы кто-то из них обернулся, схватка могла бы завершиться иначе. Но, увлеченные пляской клинков, они пропустили мою атаку.

Удар сабли под шею держащегося сзади крупного кочевника – и тут же рублю сверху вниз вскинувшего лук торха, начавшего разворот в мою сторону. Клинок надвое развалил как древко лука, так и череп противника.

Оставшиеся кочевники замечают опасность. Нырнув под удар сабли, направленный в голову, что есть силы рублю живот атаковавшего торха. Еще шаг, и я врываюсь в круг уцелевших стражей.

Их осталось трое против восьми – а в начале схватки дозор атаковало шестнадцать торхов, не считая напавших на меня кочевников. Залп из самопалов забрал жизни четверых нападавших, столько же стражи успели срубить, потеряв трех человек. Встав спиной к спине, уцелевшие бойцы еще какое-то время продержались, прежде чем к месту основной схватки подоспел я. Но мой удар с тыла резко изменил баланс сил – нас стало четверо против пятерых, и мы атаковали.

Хрипло дыша, Сварг перевязывает Корда, своего товарища из числа регулярных бойцов крепости. Десятник довольно умело накладывает холстину на разрубленную ключицу товарища, чувствуется изрядная сноровка, кровь уже практически остановилась. Я же стою как истукан рядом, лишь приложив чистую тряпицу к разрубленной щеке: последний мой противник рубился отчаянно и умело и сумел обезоружить меня крепким ударом в основание сабли – клинок словно живой вылетел из руки. От следующего удара, направленного в голову, я успел все же отпрянуть, и острие елмани лишь краешком зацепило голову. А через секунду схватка закончилась ударом Сварга – десятник зашел сзади и лихим ударом срубил голову моему противнику.

Теперь же я безмолвно жду решения командира, ибо дозор фактически перестал существовать из-за моего разгильдяйства.

– Вот что, парень… – Сварг говорит неторопливо, скорее устало, без особой жесткости. – Поможешь мне довезти Корда до заставы и вали на все четыре стороны. В страже тебе места нет, – десятник наконец-то распрямился и строго посмотрел мне в глаза, – и пройди ты положенный год подготовки, а не месяц, я бы тебя здесь и положил. Не мни себя величайшим рубакой – справился бы, не сомневайся.

Но, во-первых, без твоей помощи я могу и не дотянуть Корда до заставы, а во-вторых, кое-чем я тебе все-таки обязан, хотя, сдается мне, свой долг я уже отдал. – Сварг указал на мою щеку. – В любом случае, ты срубил шестерых торхов и двоих застрелил, для новичка совсем неплохо. Случись все не по твоей вине, в Орлицу вернулся бы героем.

Теперь все в прошлом – и мое обучение, и жизнь в Орлице, и мой позор. Хотя нет, конечно, позор-то лег не на лехского барона Аджея, а на Рута из Керии – лена, примыкающего к Каменному пределу и Львиным Вратам. Но дело даже не в позоре, а в человеческих жизнях – в отцах, мужьях, сыновьях, чьи любимые никогда уже не услышат их голоса, не почувствуют их тепла, не узнают их любви… И все по моей вине. Проклятье! Так и с ума сойти недолго!

Но все же есть кое-что, что держит мое сознание на плаву. А именно приготовления стражи к войне. Да что там: надо быть глупцом, чтобы не понимать, что Когорд готовится к восстанию. Именно поэтому для него так важен был брачный союз с Лагранами, самым сильным и непокорным родом Рогоры. Получается, мой поступок не опозорил звания советника, а только послужил Республике!

Теперь же я должен передать всю информацию новому советнику Когорда, а если он еще не назначен – любому из советников соседей Корга. Кроме того, в деревне, где я купил еды и где меня чуток подлатали, я напал на след большого обоза, следующего из самого Барса. Раньше таких обозов из стражи в Лецек не ходило, что странно само по себе…

Также, по слухам, ходящим среди вольных пашцев, Торог наконец-то вернулся с посольством и добился успеха – иначе из степи прислали бы лишь голову наследника. А вот чего он добился на дипломатическом поприще?! Селяне уверены, что Когорд через сына заключил мир с кочевниками, и про готовящееся восстание – если я все-таки прав, а не сошел с ума от подозрительности, – никто из них ничего не знает. Но сдается мне, что заключить мир с кочевниками – это из области сказок. А вот военный союз…

Осень 136 г. от провозглашения Республики

Развалины Белой Кии

Аджей Руга

В пути я провел двенадцать дней. Как оказалось, обоз, а точнее, обозы – их было несколько – направлялись не в Лецек, а в Скард, минуя столицу баронства по широкой дуге. Не стал терять время и я, тем более что, по весьма устойчивым слухам, барон собрал всю дружину и также направился с семьей в гости к соседям. А по южным дорогам, говорят, маршируют колонны пикинеров и стрельцов в сопровождении стройных эскадронов стражей. «И явно это неспроста», – весьма прозорливо замечал практически каждый встреченный мною обыватель, у кого я интересовался последними новостями.

Что поделать, слухи часто опережают события. И потому приходится спешить изо всех сил, практически не отдыхая в дороге. Подкрепляюсь я только в харчевнях, не желая терять время на долгую стоянку с приготовлением пищи и ночлега. Сплю максимум по четыре часа, все остальное время провожу в седле, благо Сварг поделился напоследок двумя заводными конями из взятых у торхов трофеев.

И только на земле Скарда я наконец-то догнал свой обоз…

Однако вскоре выяснилось, что караван, следующий аж от самого Барса (а параллельными дорогами и следом двигаются также обозы из Орлицы, Овчары, Степного Волка), направляется к Львиным Вратам. А вот барон Когорд встал лагерем на развалинах древней столицы Рогоры, Белой Кии, уничтоженной еще при нашествии великих торхов – тогда это были лучшие в мире всадники, имеющие свою артиллерию, мощнейшую тяжелую кавалерию, спаянные железной дисциплиной и волей ханов из рода Чигиза, царя царей, они не знали поражений. Впрочем, сегодня на месте одного из самых древних городов, что помнил еще родство рогоров, ругов и лехов, остались лишь земляные курганы. Кто-то по ошибке считает их могилами кочевников, но он по невежеству своему ошибается, поскольку земля здесь покрыла собой уцелевшие фундаменты древних каменных зданий. В былинной столице уцелело лишь одно строение – врата из оплавившегося белого известняка, отчего-то оказавшиеся крепче огня, ядер катапульт и требушетов [33].

Кстати, как ни странно, Белой древняя Кия стала как раз после своей гибели – именно по цвету уцелевших врат она получила свое имя. Высокие, десятка в четыре локтей толщиной, с четырьмя каменными башнями по бокам, они и сейчас вызывают почтение перед искусством зодчих седой старины.