Вадим Денисов - Извлекатели. Группа Сибирь (СИ)

Пейзажи водохранилища и его окрестностей по рассказам Ивана очень живописны — такую красоту встретишь не часто. Место диковатое, здесь пока мало комфортабельных домиков, практически нет кафе и прочих атрибутов цивилизованного отдыха. На редких турбазах можно воспользоваться столом и скамейками, оборудованным местом для костра с мангалом, получить в пользование котелки, дрова, питьевую воду и даже посуду — вариант для тех, кто ищет способ отдыха не совсем уж дикарём, и не имеет желания или возможности везти с собой много вещей.

По берегам затопления располагаются что-то около пятидесяти турбаз и пансионатов, и предостаточно диких мест, отдых в большинстве из которых частенько ассоциируется с отдыхом на автобусной остановке — здесь жарят шашлык, там пьют горькую, а здесь поют под гитару. Порой дерутся на кулачках, а через головы павших перешагивают мужики в трусах. Кое-где имеются парковки для автомобилей, в том числе и охраняемые, и везде организован проезд на катере или яхте до удалённых турбаз.

Красот незнакомой акватории я ещё не видел, однако, исходя из богатого волжского опыта, отдых на любом водохранилище близ крупной агломерации для меня равен следующему набору: жарища днём и холод ночами, злющие комары, неизбежная грязь, сомнительный пляж, который никто не чистит. Вокруг шумные пьяные компании, из-за чего меня постоянно тянет в драку, некрасивые голые женщины, плохая музыка и постоянный запах горелого мяса. Поэтому в последние годы любые слова приятелей о поездке в Городец на водохранилище вызывали у меня резкий негатив. Вот такой был настрой.

Трасса М-54 «Енисей» — федеральная транспортная артерия, связывающая Туву, Абакан и Красноярск. Дорога следует практически строго на запад по правому берегу Енисея, пересекая его по мосту, расположенному в районе Красноярской ГЭС, примерно в километре ниже по течению. Далее она, повернув на юг, проходит по горному серпантину и ведёт к левому берегу. Посмотреть здесь есть на что. Выглядывая из-за плеча коллег, я то и дело фотографировал стену тайги, дорогу и противоположный берег, восхищался, жмурился, иногда хватался за скобу и думал о том, как арканить неуловимого Ложкина.

Внедорожник легко тянул прицеп с катером.

Успокоившись, Ваня не разгонялся, с удовольствием поглядывал по сторонам сам, и как экскурсовод давал необходимые пояснения товарищам.

На подъезде к деревне Овсянка высилась огромная гранитная статуя. Страшноватого вида каменный истукан зажимал в руке какую-то тряпку. Скульптура показалась мне сделанной грубо, даже небрежно. Может, со стороны Енисея она смотрится лучше?

— Знакомьтесь, это Виктор Астафьев, знаменитый, значится, сибирский писатель, — помог товарищам Потапов. — Как, нравится?

— Шутишь? — криво усмехнулся Кромвель. — Да уж… Материала не пожалели. Уж не Церетели сюда приезжал, какая высота?

— Пятнадцать, вроде.

— А что у него за тряпка в руке висит, Ваня? — спросил я.

— Обрывок изъятой рыбинспекцией рыболовной сети. Он же как бы с браконьерами боролся, радел за всё хорошее. Получается, со всеми жителями енисейского бассейна, попытавшихся что-то сделать без дозволения властей... Рабочих мест им не предоставили, а способов существования лишили. Поймал рыбу для пропитания — всё, ты браконьер, иди на кукан! Астафьев ещё и с властью боролся. Но только после начала Перестройки, чуйка у него была отменная. Он тогда вообще со всеми стал бороться.

Через полминуты Потапов замедлил скорость, и мы без труда прочитали на массивном тёмно-коричневом постаменте надпись крупными буквами «От всей либеральной России — Борцу с Режимом». По соседству имелись и другие надписи, сделанные баллончиками с белой краской. Слова в них содержались в основном матерные. Кое-какие из крайне неприличных предложений, сделанных известному писателю местными жителями, коммунальщики пытались смывать, размазывая кривые буквы в белые пятна. Однако лакокрасочных материалов сейчас много, далеко не все поддаются растворителям, а работали исполнители халтурно, без огонька. Всё прекрасно читалось.

Вблизи памятник выглядел ещё более пугающе. Огромные, некрасиво смятые ближе к носам башмаки писателя грозно нависали над дорогой, и от этого казалось, что гранитный борец с режимом вот-вот шагнёт на проезжую часть, чтобы со всего маху хлестнуть по машине каменной сетью. Снизу на этого монстра без содрогания не посмотришь, — сам огромный, а голова в вышине совсем маленькая.

Лица статуи с федеральной трассы видно не было, его скульптор развернул к Енисею. Наверное, для того, чтобы пугать капитанов проходящих судов.

Позади памятника и ближе к реке виднелось какое-то крупное кирпичное сооружение, судя, по всему, недострой.

— Знакомьтесь, ещё одна культурно-историческая достопримечательность Овсянки и всего Красноярска, Астафьев-Центр! — пафосно простер ладонь Иван. — Деньги, как водится, спёрли, подрядчики испарились в совершенно неизвестном направлении, а нового финансирования спонсоры не открывают. И правильно делают, между прочим, опять всё своруют.

— Хитрая задумка. По аналогии с Ельцин-Центром решили построить, — понимающе кивнул командир. — Вполне логичная программа, этакие региональные мавзолейчики либерализма. Точка оболванивания.

— Так точно, шеф! — громко подтвердил Ваня. — В полном соответствии с законом 2005 года «О центрах исторического наследия президентов РФ, прекративших исполнение своих полномочий, и видных либеральных деятелей культуры и искусства» — для сохранения, изучения и публичного представления наследия первого президента РФ в контексте новейшей истории отечества, развития демократических институтов и построения правового государства»! — по памяти отбарабанил водитель. — Здесь такой закон приняли на три года раньше нашего, все уже выучили.

— Здешний Ельцин-Центр в Екатеринбурге до сих пор не функционирует, не построили, — вспомнилось мне.

— А зачем ему функционировать? — командир чуть развернулся ко мне и назидательно продолжил: — Какой смысл? Новые хозяева поначалу замахнулись было пачками долларов, но поняли, что им уже и так всё принадлежит. Можно не тратиться. Оттого либеральные партии и стонут, — никто не даёт деньги тем, кому бороться с режимом уже не нужно. Всё, дело сделано, побороли, сокращение штатов.

— Даже квази-революция пожирает своих детей, в рот им ноги. Страшное дело, как профессиональному оппозиционеру в таких условиях жить, да добро наживать? — покачал я головой. — Иностранное финансирование тоже приказало?

— Долго жить, имеешь в виду? Конечно! Запад сейчас напрямую в управляющие структуры вкладывается, так рациональней, без лишнего передаточного звена... О! Там стена упала! — командир показал рукой в сторону незавершённой стройки.