Николай Басов - Неуязвимых не существует

Собака добралась до двери последнего, кажется, этажа, остановилась перед стальной, расписанной под мрамор, дверью и поскреблась своими когтями, как живая. Не люблю все-таки я этих роботов. От них не знаешь, чего ждать – то ли самого обычного, собачьего поведения, внесенного в искусственные мозги чрезмерно аккуратным инженером, то ли она станет демонически быстрой, сильной и неуязвимой.

Итак, мы пришли. Я набрал побольше воздуха, подошел к двери и стал почти по стойке, поправляя чуть сбившуюся от бега по коридорам портупею… На самом деле, это лишь так выглядело. В действительности, я расстегнул кобуру своего служебного бластерка, который, конечно, был слишком слаб для серьезного боя, но я бы не прошел без сучка и задоринки все посты, если бы волок на плече «чок» или хотя бы автомат. В общем, я готовился к бою, должно же мое везенье когда-то кончиться, кто-то ведь обязан был меня спросить, по какому праву я тут оказался и что мне нужно?

Камера над дверью покрутилась, осматривая все закоулки дальше по лестнице, потом замок на двери щелкнул, и она отползла в сторону. Передо мной стояло двое автоматчиков. Один даже наставил на меня свой длинноствольный бластер, но стоял явно не на месте. С этого я и начал:

– Домил, где ты стоишь? Ты разве не знаешь, что по служебному расписанию…

Надо же, я внутренне усмехнулся, я «вспомнил» даже имя этого бедолаги, что значит – мобилизация памяти! Домил сделал шаг назад, чтобы оказаться на том месте, где больше соответствовал служебному расписанию постов, его бластер качнулся и отошел от моей не защищенной никакой кирасой груди на метр в сторону, а большего мне и не требовалось. Я выдернул свой бластер из кобуры и всадил Домилу в грудь струю плазмы длинной почти в треть секунды. Бедняга даже не обуглился, половина его веса попросту испарилась, превратившись в редкостно противный дым.

Второй застыл с раскрытым ртом на месте, он даже не пытался защищаться. Я направил раскаленный ствол на него и попросил:

– Открой следующую дверь.

Парень проглотил комок в горле и растерянно произнес:

– Не могу, пан сержант.

Почти тотчас я понял, что он и в самом деле не может. И вдруг взвыла сирена. Она голосила так, словно кто-то пытался сконструировать из нее шумовое оружие с энергией воздействия за двести децибел, но вот немного не дожал, хотя и совсем немного.

Я посмотрел на последнюю дверь повнимательней. Она была сделана уже не из каленой стали, а из пластодерева. Ее вполне мог бы разбить и рядовой робот, если бы он у меня был… Впрочем, у меня был такой робот.

Я посмотрел на собаку, которая выполнила свой долг и неподвижно, как изваяние, стояла у стены. Она должна была справиться. Второй автоматчик перехватил этот взгляд и понял, что он значит. Он вскинулся, пытаясь убить собаку, но, разумеется, опоздал. Собаки не любят, когда в них целятся, да еще так медленно и неловко. Один прыжок, сделанный почти с места, и лапы стального, почти стокилограммового робота просто размолотили грудь и шею бедняги. Его шлем покатился по полу.

Этот шлем мне очень понравился, я его подобрал и стал вполне старательно прилаживать на свою «репу». Лишь после этого я приказал собаке атаковать пластодеревянный рубеж вражеской обороны. И она попыталась его преодолеть… Все-таки устные команды гораздо лучше, чем всякие другие. Я сильно подозревал, что, если бы я в ангаре не перевел приказы только на себя, мою собачку уже давно бы обездвижили с какого-нибудь общего пульта контроля и управления. А так – ничего, она до сих пор действовала.

Дверь прогнулась под напором моей псины и стала трескаться. А когда я уже поздравлял себя с успехом, из помещения по ту сторону двери ударил пулемет. Это был даже не пулемет, а двадцатимиллиметровая скорострельная пушка, которая изрыгала столько огня и стали, столько взрывчатки и термитных снарядов, что не только тут же вырубила моего робота, но и вынесла дверь, и даже кое-где пробила стену за моей спиной.

К счастью, это была автоматическая пушка, она не очень признавала поражение противника, если он не переставал двигаться, а моя собака, даже получив изрядные увечья, стала механически биться, переваливаясь с правого бока на левый из-за какого-то конвульсивного, очень странного движения головы… Теперь очередь автоматической пушки ее не задевала, а проходила над псом. Я сделал в уме вычисление мертвой зоны и лег на пол, надеясь, что мне удастся проскочить под пеленой этого огня…

К счастью, по ту сторону двери не было ни одного живого бойца, иначе весь мой план оказался бы верным самоубийством. Он и так был почти самоубийством… Но лишь почти, поэтому я сумел не только улечься под огонь пушки, но и вытянуть вперед руку со своим бластером. Прицелился, как раненный первый выстрелом противника дуэлянт, затаил дыхание…

План-то у меня был простой. Я стрелял по пушке, надеясь заклинить поворотный механизм станины, чтобы суметь не только проползти вперед, но и скользнуть вбок от струи огня, которым пушка пыталась полить мою собаку. А попал в патронную коробку!

Взрыв прозвучал сначала нехотя, потом ударил еще раз, сильнее и более концентрированно. А потом ахнуло так, что меня даже проволокло по полу взрывной волной. Что такое было в патронной коробке этой пушки, я не знал, но, вероятно, что-то эквивалентное нескольким динамитным шашкам. По-моему, от взрыва не только вся аппаратура этой лаборатории ментатов вышла из строя, но даже стены башни отчетливо закачались. И бронебойное стекло треснуло, а один кусок, в половину квадратного метра, вывалился наружу. Такого я вообще не видел – чтобы такое стекло и лопнуло…

Все-таки я не доверял видимой победе. Кто-то из самых хитрых мог спрятаться в шкаф, или за удобный выступ стены, или в автоклав какой-нибудь. И пристрелить меня последним, но аккуратным выстрелом. Поэтому я очень внимательно прислушался. Потом снял шлем, снова послушал, на этот раз уже телепатически.

Ментаты молчали, их больше не было в этом мире. Остальные живые существа тоже не улавливались. Я заглянул в завоеванную лабораторию. Так и есть, ментатная аппаратура горела, изрыгая клубы темного дыма, насыщенного разнообразной органикой, десяток мужчин и женщин из обслуги, залитые кровью, отчетливо видимой на светло-голубых халатах и комбинезонах, лежали на полу помещения. В специальных жизнеобеспечивающих стойках три голых карлика с огромными головами обвисли на широких, телесного цвета поддерживающих ремнях. Множество проводов, отходящих от вживленных в их головы электродов, передавали на всевозможные дисплеи только прямые линии без признаков каких-либо биений или пульсаций. Да, взрыв оказался мощнее, чем я мог себе представить. Даже странно стало, как я-то уцелел, находясь всего в пяти метрах от него, хотя и за углом входного тамбура, и с шлемом на голове.