Антон Демченко - Пылающая полночь

Узкая тропинка привела нас к подножию скального массива, стеной нависающего над озером и небольшим песчаным пляжем. Здесь Сержант разрешил носильщикам немного передохнуть, после чего наш отряд вновь двинулся вперед. Впрочем, ушли мы недалеко. Уже через полчаса миновали большую рощу, укрывавшую озеро от любопытных взглядов, и оказались на поляне, где нас ждали пять фургонов… и ни одной живой души рядом.

— Груз в третью повозку. И пошевеливайтесь! К обеду мы должны быть в Астмонте!

Сержант явно не желал терять время, и носильщики без единого возражения принялись за работу. Уже через минуту тент фургона был снят, и ящики, тюки и свертки начали занимать свои места. Соваться к суетящимся вокруг фургона носильщикам я не стал. Смысл? Все равно я не знаток обозного искусства, так чего путаться под ногами у занятых людей?

— Ты не слишком расслабился, а, Дим? — прорезался дух.

— А что, есть поводы для беспокойства? — фыркнул я в ответ и тут же почувствовал недовольство соседа.

— Пять трупов и неизвестный заказчик нападения тебя уже не волнуют, да?

— Ну, дед ведь сказал, что он с этим разберется, — пожал я плечами. — Согласись, у городского советника возможностей для этого куда больше.

— О да. Но это же не повод, чтобы забывать о собственной безопасности! — возмутился дух. Меня окатило его гневом. — И обещание разобраться с проблемой — еще не ее решение, олух.

— Все-все, — поморщился я. — Понял. Обещаю впредь быть внимательнее.

— Надеюсь, Дим. Очень надеюсь, — отозвался сосед, почти моментально успокаиваясь. — Каждый раз одно и то же.

— Ты о чем? — не понял я.

— А ты сам не замечаешь? — вопросом на вопрос ответил дух, но, очевидно разобравшись в моих эмоциях, все же снизошел до объяснений: — Каждый раз, стоит покинуть Ленбург, у тебя напрочь отключается критическое мышление! Словно в детство возвращаешься! Вспомни прошлую поездку в Нойгард: кто там устроил забег наперегонки со стражей через весь верхний город?

— Ты опять рылся в моих воспоминаниях! — На этот раз уже меня захватило дикое возмущение.

— Запретишь? — хмуро спросил сосед, и я… не нашелся с ответом. — Вот об этом я и говорил, Дим. В Пустошах ты ведешь себя более чем осторожно, в Ленбурге глупостей не делаешь, а сейчас… вдруг превратился в мальчишку. Еще немного — и начнешь обижаться на то, что я сам контролировать не могу. Это ненормально, Дим.

— Понимаю. Но… — Я вздохнул. — Думаю, дело в том, что мне слишком редко удается выбраться за пределы пограничья.

— Повторюсь, это еще не повод, чтобы забывать о собственной безопасности, — буркнул дух и, словно закрывая тему, обратил мое внимание на подошедшего Сержанта.

— Сударь Дим, можете положить ваши вещи в четвертую повозку. И советую поторопиться, мы уже готовы ехать.

— Спасибо, Серый, — кивнул я «торговцу» и, оглядевшись, забрался на широкое и мягкое сиденье фургона. Тюк с вещами полетел под тент, а в следующую секунду рядом со мной приземлился глава нашего маленького каравана.

— Поехали! — прокатился зычный голос Серого над поляной, и фургоны, заскрипев, один за другим тронулись с места. А когда очередь дошла до нас, «торговец» огрел подхваченными вожжами лошадь по крупу, та вздрогнула и, всхрапнув, потянула фургон следом за остальными. Тут же сзади послышался еще один щелчок вожжей, и к хору несмазанных осей присоединился еще один голос. Замыкающая повозка тоже тронулась с места. В предрассветных сумерках наш караван выбрался на тракт и, оставляя за собой шлейф пыли, медленно потянулся на северо-запад.

Наверное, в чем-то дух прав. Вырвавшись из Ленбурга, я непозволительно расслабился, моментально забыв о причинах, по которым мне пришлось покинуть город. Нет, глупостей я пока не наделал, но с таким настроем это был лишь вопрос времени. А значит… значит, будем считать, что я на выходе в Пустошах. Пожалуй, сейчас это единственный для меня способ моб… мо-би-ли-зо-вать-ся, как говорит сосед.

Под такие невеселые размышления я сам не заметил, как меня сморил сон. А проснувшись, обнаружил, что мы уже подъезжаем к Астмонту. Здесь наши дороги с Сержантом и его караваном разойдутся в разные стороны. «Торговец» отправится в западные провинции, а мой путь лежит на север, в Нойгард.

Так и вышло. Едва миновав городские ворота, Серый загнал фургоны на ближайший постоялый двор, где мы и распрощались. Отказавшись составить ему компанию за обедом, я не стал терять время и, забрав из повозки баул с вещами, отправился к лошадиным барышникам. Добираться на своих двоих до столицы мне совсем не хотелось, как и искать караван, идущий в ту сторону. Долго, муторно, ненадежно и нет никакой гарантии, что в нужный караван рискнут принять одинокого попутчика, просто из опасения, что тот может оказаться наводчиком для разбойников. Кроме того, была у меня надежда, что в Астмонте удастся найти приличного скакуна, и надежда эта была подкреплена рекомендательным письмом от дядюшки Вола. А это очень хорошее подспорье в таком деле.

Можно сказать, мне повезло. Нужный барышник, не раз имевший дело с моим знакомым дрессировщиком, оказался в городе, и у него даже нашлось на продажу несколько полукровок. Конечно, в Ленбурге любой из них обошелся бы мне процентов на двадцать дешевле, но, увы, дядюшка Вол на момент моего отъезда был «пуст», а брать скакуна у кого-то другого я не хотел. А здесь, у астмонтского барышника, как и обещал мой сосед по постоялому двору, имелось аж четыре дрессированных Волом скакуна. С ценой же… ну что тут сделаешь? Как вещи, произведенные в центральных провинциях, в Ленбурге стоят дороже, так и продукция моего города, какой бы она ни была, в освоенных землях растет в цене пропорционально расстоянию до места продажи. Это касается и дрессированных искаженных тварей. Впрочем, воспитанники Вола действительно того стоят, так что, после небольшого торга сбив цену на целый золотой и выторговав в довесок необходимую сбрую, я стал обладателем черного как ночь, высокого и тонконогого полукровки, отличающегося от обычных лошадей лишь алыми, словно раскаленные уголья, глазами.

Двадцать третьего дня второго летнего месяца, в самый разгар душного дня на дороге от Фонталана в южном предместье Нойгарда появился запыленный всадник. Это был молодой человек лет двадцати, чуть смугловатый, с тонкими, но резкими чертами лица и гривой стянутых в хвост иссиня-черных волос, прикрытых от дорожной пыли беретом, легко выдававшим в нем южанина. Молодой человек был одет в добротную, хотя и лишенную столь любимых столичным дворянством украшений одежду…

— Что ты там бормочешь, сосед? — осведомился Дим.

— Не мешай. Я делаю наброски твоих мемуаров, — фыркнул я в ответ. — Так, на чем я остановился? А, неброская одежда! Так вот… даже его серый берет мог похвастаться лишь одинокой серебряной пряжкой с неразличимым гербом и тонким пером незнакомой птицы.