Влад Воронов - Земля лишних. Не пойду в шпионы

– Но… почему я?

– Насколько я понял из нашего разговора при составлении завещания, вы были единственным, по-настоящему близким мисс Лилиан человеком последнее время. Родственников у нее не осталось.

– А можете сказать, кто еще упомянут в завещании?

– Собираетесь оспаривать волю погибшей?

– Боже упаси! Просто интересно.

– Не вижу ничего предосудительного в вашем желании. Остаток денег на счете погибшей в Банке Ордена переходит в собственность детской больницы на французской территории. Вас интересует сумма?

– Нет. Это хорошее применение ее деньгам.

– Рад это слышать. Итак, вы готовы вступить в права владения наследством?

– Да, конечно. Если она этого хотела…

– Распишитесь здесь и здесь. Теперь эта коробка ваша.

– А… точно нет никакой надежды? Вдруг кто-то уцелел?

– Обычно, если кого-то захватывают живым, присылают требование выкупа. И стараются это сделать как можно быстрее. А если не прислали… По статистике, выжить в Дагомее в одиночку практически невозможно. Особенно женщине. Мне очень жаль.

– Мне тоже. Прощайте.

– До свидания. Надеюсь, следующая наша встреча произойдет по более приятному поводу.

Я вернулся домой… Даже не знаю, как это описать. Когда Лили уехала, было ощущение, что внутри чего-то не хватает. А сейчас… Сейчас внутри не было ничего. Только оболочка продолжала существовать. Без малейшего смысла.

Положил коробку на стол, взялся за завязки. Ногти соскочили раз, другой. Пришлось взять нож и резануть.

Внутри оказалась стопка бумаг. Сверху лежал лист, исписанный знакомым прыгающим почерком.

«Влад, если ты это читаешь, значит, со мной случилось что-то нехорошее. Ты единственный надежный человек, которого я здесь знаю. Найди этим бумагам правильное применение. Прощай.

P.S. С тобой было интересно.

P.P.S. Не злись и не ревнуй. Должен же кто-то позаботиться о юном обормоте, которого мы с тобой притащили в этот мир. Как говорил Сент-Экзюпери, мы в ответе за тех, кого приручили».

А дальше… Свидетельство о рождении Лилиан Этель Кристин Шантеню. Да, повезло ей с фамилией, небось в детстве дразнили. Шанте Ню – что-то типа «поет голышом». Дата рождения… Фига себе, да она меня старше! Мать Роз-Мари Катрин Шантеню, в девичестве Дюран. Отец Жан-Морис Шантеню. Дальше. Свидетельство об окончании школы. Не отличница, но училась хорошо. Пятнадцать-семнадцать из двадцати максимальных баллов – очень серьезный показатель. Свидетельство об окончании специальной школы… Сам черт ногу сломит в этих французских терминах, но вроде что-то медицинское. Очередная что-то там медицинская школа, опять какие-то непонятные слова, да еще и с сокращениями. И снова ни одной оценки ниже пятнадцати. Внушает.

Так, дальше. Толстая папка ксерокопий. Явно что-то полицейское. Приходится лезть за словарем. Материалы об изнасиловании и убийстве несовершеннолетней Мари-Анн Жанне Шантеню. Сверху официальная бумага – отозвать обвинения к (здесь два арабских имени) в связи с недостатком улик. Дело вернуть на доследование.

Вот так. Сестра это ее была, а не подруга…

Еще такого же формата папка. Дело об убийстве Роз-Мари Катрин Шантеню и Жана-Мориса Шантеню и поджоге дома по адресу… Снова толстая пачка ксерокопий, верхняя бумага – квалифицировать как несчастный случай вследствие бытового возгорания, дело закрыть.

Совсем тонкая папка. Одна бумага – заявление об изнасиловании и избиении Лилиан Этель Кристин Шантеню. И вторая – отказать в возбуждении дела за недостатком улик.

Она боролась. Боролась до конца. И, только убедившись, что ничего нельзя сделать с этой коррупционно-бюрократической стеной, решилась на переход.

Документы уже этого мира. Договор на аренду дома – расторгнут полгода назад. Отзывы о работе в госпитале Cвятой Магдалены, остров Ордена – самые лестные. За подписью главного врача больницы, редкостного зануды. Если уж он такое написал – значит она действительно хорошо работала. Тоже полугодичной давности. Выписка с банковского счета. Сумма не впечатляет, за свой счет за ленточку не съездить никак.

Пакет фотографий. Молодая пара на выходе из церкви. Они же с маленькой дочкой. С двумя дочками, одна другой старше года на три. Две девочки в школьной форме смешно таращатся в объектив… Молодой парень в форме патрульного, скуластый и носатый, обнимает Лили… И в самом низу – Лили в развевающемся платьице, на острове Иф. Веселая, счастливая. Я ее и фотографировал. За два месяца до смерти.

Несколько листочков, распечатанных на плохом принтере. Информация о фигурантах: Ахмад Эль Бахар и Аббас Шариф. Первый работает у второго шофером. Место проживания. Офис. Типичное место для встреч Шарифа с деловыми партнерами – ресторан такой-то, адрес. Подпись – частный детектив такой-то. Дата – за неделю до нашего отъезда в отпуск.

Угу, случайно она того негодяя встретила. Только сначала хорошо подготовила эту случайность.

И на самом дне – стопка знакомых банковских карт с пометками маркером.

Давай, Влад, ищи этому правильное применение.

Я в тот вечер поехал в тир. Сначала набил все свои магазины, а потом еще и те, что нашел у Михеля. И настрелялся до одури, до звона в пустой голове, до кислого привкуса на языке. В каждом черном силуэте мерещился очередной продажный полицейский чиновник, марсельский насильник или дагомейский бандит. Верный «глок» заткнулся на очередном выстреле, я ухватился сверху за кожух затвора и не сразу понял, что горит кожа на пальцах. Пистолет раскалился, а я не чувствовал ни боли, ни жара.

Подошел Михель, аккуратно вынул у меня из руки смертоносную машинку.

– Влад, в таком состоянии стрелять нельзя. Или себе что-нибудь повредишь, или кого-то подстрелишь. Что случилось?

– Лили убили.

– Твою подругу? Где? Как?

– Она полгода назад уехала в Дагомею, в экспедицию. Напали бандиты.

Я вытащил из кармана фотографию, ту, в развевающемся платье.

– Помнишь ее?

– Помню. Она раньше много стреляла, давно, еще до твоего появления. Приходила с приятелем, как его… не помню, носатый такой француз. Потом он погиб, кажется, и она на несколько лет пропала. А как раз с полгода назад появилась снова. Где-то неделю каждый вечер приходила и палила остервенело, примерно как ты сегодня. У нее еще пистолет забавный, древний такой «чизет», но в хорошем состоянии. Удивительно, она сама его чистила. И стреляла, кстати, тоже неплохо.

– Пойдем, опрокинем по рюмочке за помин ее души? Один, боюсь, сорвусь…

– Пойдем. Только пистолет твой давай сегодня здесь останется? От греха.

Мы тихо посидели у Михеля в каморке. Еще и Дитер подошел. Каждый вспомнил тех, кого он когда-то потерял.