Дмитрий Силлов - Закон лесника

Потому что Хащщ начал блевать.

Жуткое, кстати, зрелище, не для слабонервных. Белые глаза мутанта стали красными, лысина тоже покраснела, щеки раздулись, щупальца – веером в разные стороны, а из-под них черное хлещет. Тоже во все стороны, кстати.

Я думал, Хащщ сейчас всего себя вытошнит, так его крючило. Или морду ему, уже малиновую от напряжения, порвет в лоскуты. Но нет, не порвало. Сполз с трупа «мусорщика», стоит на четвереньках, икает, плюется в черную лужу, которую только что породил… Но главное – живой.

– Герой, – сказал лесник, доставая свою замечательную кружку и выливая туда флягу со спиртом. – Он же «мусорщика» ослабил кровопотерей, но не смог переварить ту гадость, которой наглотался. Вот теперь и страдает. Надо помочь.

– Посуду-то потом отмоешь после блевотных слюней героя? – засомневался я. – Дай-ка лучше я.

Лесник пожал плечами, но кружку мне отдал.

Я подошел к страдальцу и скомандовал:

– Так, Хащщ, хорош из себя табуретку изображать. Давай-ка башку подставляй.

Мутант хрипло икнул, посмотрел на меня глазами цвета распустившейся розы, и поняв, что я задумал, повиновался. Я же начал потихоньку лить спирт ему на морду, на щупальца, на лапы, которыми он смывал с себя черную слизь. И только когда Хащщ стал пахнуть как стерильная операционная, я протянул ему посуду, содержимое которой нисколько не уменьшилось.

– Теперь внутрь, – скомандовал я.

Ктулху зажмурился и махом опрокинул в себя без малого пол-литра чистейшей спиртяги. Тут я подумал, что его сейчас точно порвет, потому что краснющие глаза Хащща еще и чуть из орбит не вылезли. Но нет, обошлось. Пару секунд мутант смотрел в пустоту своими ничего не видящими темно-красными лицевыми шариками – и вдруг его отпустило. Расслабился наш ктулху и едва набок не завалился, если б я его не подхватил.

– Ну-ну, всё позади, – похлопал я его по плечу. – Держи педипальпы по ветру.

– Педи… чего? – прохрипел Хащщ. – Ты это, хомо… со словами поответственнее.

– Я щупальца имел в виду, – скромно сказал я. – Вместе с твоими хелицерами.

– Умный, да? – скривился Хащщ. И, не долго думая, махнул еще одну кружку спирта, благо она уже снова наполнилась. После чего выдохнул: – Напридумывают всяких слов, а потом выпендриваются. Ишь ты, блин, педи… как их? Педицеры?

– Тебе хватит, – сказал лесник, подойдя и забрав кружку у мутанта, глаза которого из красно-выпученных понемногу становились благостно-масляными. – Дело еще не закончено. Пошли поглядим, что там с Монументом.

А поглядеть было на что.

Главную аномалию Зоны оплетали черные щупальца – такие же, как те, что росли из спин элитных «мусорщиков», только потолще и подлиннее. Возле подножия Монумента сидел Лютый и жалобно мяукал, причем его мяв был поразительно похож на связную речь, в которой явно слышались нотки сочувствия. Мой котэ словно разговаривал с аномалией, подбадривал ее на своем каракальем языке – мол, держись, вон мои друзья идут, они помогут.

– Ишь ты, паскудство какое, – покачал головой лесник, подойдя ближе. – Прям самый настоящий спрут на наш Монумент напал.

Выражение «наш Монумент» меня слегка удивило поначалу, но потом я подумал – а ведь и правда, наш. Как и вся Зона, и каждая тварь, что в ней обитает. Хоть и бьемся мы порой с ними насмерть, а ведь, как ни крути, это всё наш сталкерский мир, которым мы сами пропитаны насквозь, до мозга костей. И забрось нас судьба в другую вселенную – благополучную, роскошную, стерильную, без мутантов и сволочей разных, что норовят подстрелить тебя из-за каждого куста, – выживем ли мы там? Не сопьемся ли от скуки и безысходности, лишенные вот этих вот наших аномалий, серой травы под ногами, экстремально звездного неба над головой? Кто знает… Иногда, конечно, хочется бросить всё и рвануть на Большую землю, пожить нормальной человеческой жизнью. Но смогу ли я в той жизни выжить, и не окажется ли то испытание страшнее любой самой жуткой опасности, которую может преподнести Зона? Не знаю…

Пока я подвисал, предаваясь размышлениям о нашем сталкерском житье, лесник неторопливо обошел Монумент и, присвистнув, остановился.

Я подошел к нему. Ага, понятно, с чего это у лесника такое лицо удивленное стало.

Позади аномалии прилепилась круглая присоска величиной с большой эмалированный таз, из которой и росли эти черные щупальца. Живая. Дышащая. То раздувающаяся, то опадающая. Но не это было поразительно – я всяких тварей повидал в разных вселенных Розы Миров, и еще одной пакостью меня было бы сложно удивить. Дело было в том, что на спине этого живого таза отчетливо просматривался рисунок – две жирные точки и дугообразная полоса под ними, что в совокупности очень напоминало мило улыбающийся интернетовский смайл.

Память услужливо преподнесла картинку из моего относительно недавнего прошлого: я держу на ладони круглую пластиковую блямбу, выдранную из уха мертвой девушки, а в нее медленно втягиваются окровавленные волоски – нано-нити, проникшие в человеческий мозг и подчинившие его чужой воле [5]. А с этой блямбы издевательски скалится смайл, очень похожий на тот, что виден на спине твари, опутавшей щупальцами Монумент.

– Я похожую штуку на Большой земле видел, – сказал я. – Нейрофон называется. Гаджет нового поколения. Вставляешь в ухо – и всё, привет. Сначала он тебя очаровывает новыми технологиями, а потом превращает в управляемого зомби. Подарок «мусорщиков» человечеству, падкому на игры и виртуальные развлечения.

– По ходу, они теперь и Монументом управляют, – сказал лесник. – И через него попытались мне мозги промыть, сделать из меня что-то типа управляемой торпеды. Да только не на того напали. Хорошо, что друг помог.

Я было подумал, что он имеет в виду нашу команду, но лесник кивнул на Лютого.

– Это он мне мозги на место поставил. Убил фактически. Видать, «мусорщики» меня за мертвеца сочли и отстали от моих мозгов. Ошиблись маленько, сволочи.

С этими словами лесник размахнулся и изо всех сил всадил штык в центр блямбы, прямо между точек-глаз мерзкого смайла. Выдернул – и воткнул снова. И еще раз. И еще…

Из блямбы хлестануло гнойно-желтым, словно лесник нарыв вскрыл. Она задергалась, зашипела угрожающе, но пожилого сталкера это не остановило – он методично продолжал своим штыком превращать блямбу в решето.

Тварь слишком поздно поняла, что ее жуткие щупальца никого не впечатляют. Она принялась отлеплять их от Монумента, пытаясь хлестануть лесника толстыми черными жгутами, но я это дело быстро пресек из своего «Винтореза». С такого расстояния промахнуться нереально, поэтому я отстреливал щупальца по мере того, как тварь выдирала их из аномалии. При этом я отметил, что на Монументе от них остались глубокие вдавленные следы, как на большом куске пластилина, который перетянули веревкой. Впрочем, ничего удивительного. Если это паскудство есть живой прототип нейрофона, то для него вполне нормально вживить свои щупла в объект и диктовать ему волю оператора, создавшего столь жуткого монстра.