Алексей Бессонов - Черный хрусталь

На коленях у Эйно лежало тяжелое магазинное ружье, бьющее, как я уже знал, на огромное расстояние. Князь был спокоен, однако я видел, что его невозмутимость обманчива: он волновался всю дорогу, а в ту минуту, когда вахтенный доложил, что шхуна приблизилась к островку, я заметил, как он незаметно пристукнул пальцами по своему золотому талисману.

Волна гнала нас к берегу, и довольно скоро острое дно лодчонки зашуршало по песку. Эйно тотчас же спрыгнул за борт и двинулся по воде к пляжу. Мои острые глаза уже различили густые заросли кустарника, тянувшиеся вдоль берега на некотором отдалении от воды – где-то там чуть светился прикрываемый чьей-то рукой фонарь. Ута помогла мне вытащить ялик из воды и нетерпеливо дернула плечом, приказывая поторапливаться. Я расстегнул кобуру, в которой спал заряженный «Вулкан».

В кустах уже что-то происходило. Подойдя поближе, я увидел двух рослых мужчин в темных рубашках и морских штанах, рядом с которыми на земле лежал небольшой сундучок. Присев на корточки, Эйно распечатывал какой-то тощий пакет, при этом один из моряков, нагнувшись, присвечивал ему масляной лампой с сигнальной задвижкой.

– Вот, – услышал я приглушенный голос князя, – это то, что я обещал вам.

– Да-да, – хрипло ответил моряк и поспешно вырвал из рук Лоттвица какую-то бумагу.

Подсветив себе, он несколько секунд вглядывался в неведомый текст, потом удовлетворенно вздохнул, спрятал документ за пазуху и, вновь опустив лампу, распахнул сундучок. Эйно жадно запустил в него руки, я услышал как шуршит бумага.

– Все, ребята, – выпрямился он. – Дело сделано. Надеюсь, вы остались довольны?

– Весьма, князь, – ответил ему второй – властным, густым голосом человека, привыкшего к повиновению прочих, – надеюсь, столкуемся.

Эйно боднул головой, легко поднял с земли свой драгоценный груз и выбрался на пляж. Я поспешил столкнуть нашу лодчонку в воду. Вся операция заняла буквально несколько минут, и мне оставалось только гадать, ради чего мы тащились за три сотни миль на нелепой шхуне, нанятой при посредстве одного весьма странного типа, поразившего меня своим вислым носом и мокрыми, словно бы вывернутыми губами, – этот человек несколько раз посещал Лоер, и однажды я услышал, что речь шла о «надежном судне, и так, чтобы все молчок…»

Едва лодку подняли на борт, матросы взялись за вертлюг, загрохотала якорная цепь, и вскоре шхуна развернулась носом в океан. Эйно пропал в своей каюте, а я остался наверху, невзирая на сырость. Мрачного вида шкипер поднес мне мятый серебряный кувшин, в котором плескалось дрянное винцо, и лепешку с куском мяса. Сорвав с кувшина пробку, я глотнул и посмотрел на теряющийся в туманной тьме остров. В этот момент из «вороньего гнезда» донесся полный ужаса голос впередсмотрящего:

– Дозор с правого борта!

Стоявший рядом со мной шкипер побелел как снег и схватился за подзорную трубу. Я последовал его примеру. Бинокль вонзил мои глаза во влажную муть, и я сумел различить четыре едва заметных огонька, слабо мерцающих в тумане.

– Ветер на нашей стороне, – хрипло прошептал шкипер. – Добавить парусов! Поставьте все, что только можно, вплоть до носовых платков! Эй, парень, – обратился он ко мне, – давай, зови его милость!.. из-за него я ввязался в это сумасшествие, пусть теперь он думает, как нам спасаться.

Лоттвица я застал за изучением каких-то свитков; по столу, за которым он сидел, были разбросаны бумаги, на некоторых я успел различить печати королевских нотариусов. Выслушав меня, он поспешно сгреб свою добычу в сундучок и вылетел на палубу.

– Возьмем южнее, – решил он, опустив свой бинокль, – и пойдем проливами. Луна скоро уйдет, а на рассвете туман станет еще гуще. Если нам повезет с ветром, они нас не заметят.

Подчиняясь его команде, рулевой завертел штурвал, разворачивая шхуну круче под ветер. Словно ведьма океана, приземистое черное судно понеслось прочь от дозорного корабля Галотты, ревниво стерегущего воды пиратской республики. Все, кто находился на мостике, замерли в глубочайшем напряжении. Я неслышно прихлебывал вино, а Эйно тщательно прикрывал ладонью уголек своей трубки – так, словно от этого зависело, увидят нас или нет. Примерно полчаса шхуна мчалась на юг, в снастях подвывал все усиливающийся ветер. Когда туман, который – как и предсказал князь, – стал походить на мутную вату, чуть посветлел, мне почудилось, что по левому борту проплыли темные скалы какого-то берега.

– Оторвались, – с надеждой в голосе заметил шкипер.

– Будем думать, что да, – все еще напряженно отозвался Эйно. – Сегодня нам очень повезло. Если бы мы хоть чуть-чуть замешкались там, на острове…

– Вам не кажется, что их кто-то навел? – вдруг спросил шкип.

– Нет, – Эйно жестко выпятил подбородок и коротким взмахом вырвал у меня кувшин с остатками вина. – Нет, просто мы налетели на обычный дозор…

Вскоре я отправился спать, – а к полудню следующего дня шхуна приблизилась к берегу острова Гюз, крайнего в западной цепи островов, принадлежащих Пеллии.

Не дожидаясь, пока Эйно разберется со шкипером, Ута посадила меня в одну из причаливших к кораблю лодок и приказала везти нас на берег. Там уже толпились несколько извозчиков. Город Гюзар, широко растянувшийся вдоль берега, произвел на меня впечатление вселенского хаоса, почему-то воплотившегося в явь именно здесь, на границе суши и густо-зеленой воды. По улицам носились чумазые подростки с какими-то тюками, дороги были плотно забиты повозками со всяким добром, возницы орали друг на друга, лошади ржали, им вторили ослы, и все это сливалось в какой-то сумасшедший, невыносимый для меня рев. Вдоль желтых, сложенных из ракушечника заборов шествовали раскормленные матроны с детьми на буксире и огромными корзинами на голове. На одном из перекрестков я узрел двух подпитых монахов, увлеченно дискутирующих на богословские темы при помощи ритуальных посохов с костяными набалдашниками. Очевидно, атмосфера всеобщего веселья сказалась и на них, не позволяя погрузиться в размышления о горних высях.

– Ты здесь бывала? – спросил я у Уты.

– Нет, – помотала она головой. – Но я знаю, куда нам ехать.

Извозчик въехал в «респектабельную» часть города. Шума здесь было поменьше, исчезли профессиональные нищие, украшавшие собой каждый перекресток внизу, а вдоль улиц появились величественные старые деревья. Через некоторое время наш шарабан остановился перед воротами, за которыми виднелось большое четырехэтажное здание. Ута бросила вознице монету, я подхватил небольшой саквояж, содержащий все наши вещи, и мы прошли через калитку.

Парк тут был сосновым. Под ногами приятно хрустели сухие иголки, ветерок наполняла смолистая свежесть. Мы поднялись по широкой лестнице и оказались в широком, роскошно декорированном зале. Откуда-то сбоку выскочил мужчина в шитой серебром хламиде, склонился в поклоне: