Брендон Сандерсон - Давший клятву [litres]

Каладин впервые заметил, что Камень сидит отдельно. Громила-рогоед, чей буресвет погас, устроился на ступеньках одного из храмов внизу, опустив голову. Осколочный лук лежал у него на коленях. Он явно считал свой поступок – пусть тот и спас жизнь Каладина – нарушенной клятвой.

– Мы поднимем этот мост вместе, – сказал Каладин. – И понесем.

Далинар отказался немедленно покинуть Тайлен, но, поддавшись уговорам Навани, согласился вернуться на свою виллу в Королевском округе и отдохнуть. По пути остановился в храме Таленелата, откуда всех вывели, чтобы освободить место для встречи генералов.

Они еще не прибыли, поэтому на некоторое время он остался один и принялся разглядывать барельефы, посвященные Вестникам. Далинар знал, что должен пойти к себе и поспать по крайней мере до прибытия азирского посла. Но что-то привлекло его в изображениях Таленелат’Элина, гордо стоящего перед превосходящими войсками…

«Приходилось ли ему сражаться с людьми в одной из этих последних битв? – подумал Далинар. – Что еще хуже, задумывался ли он о том, что сделал? Что все мы сделали, забрав этот мир себе?»

Далинар все еще стоял там, когда хрупкая фигура появилась на пороге храма.

– Я привел своих лекарей, – сообщил Таравангиан, и его голос пробудил эхо в просторном каменном зале. – Они уже начали помогать раненым горожанам.

– Спасибо, – холодно ответил Черный Шип.

Таравангиан не вошел. Он стоял и ждал, пока Далинар не вздохнул тихонько.

– Ты бросил меня, – напомнил Холин. – Ты бросил этот город.

– Я предполагал, что тебя ожидает падение, – заявил Таравангиан, – и потому предпринял все необходимое, чтобы захватить контроль над коалицией.

Далинар вздрогнул. Он повернулся к старику, который выглядел силуэтом в дверном проеме:

– Что ты сделал?!

– Я предполагал, что единственная возможность для коалиции оправиться от твоих ошибок заключается в том, чтобы я взял на себя командование. Потому, мой друг, не мог остаться с тобой. Ради блага Рошара я ушел.

Даже после их бесед – и зная, как именно Таравангиан относится к своим обязательствам, – Далинар был шокирован. Это уже не просто прагматичная, но жестокая политика.

Правитель Харбранта наконец-то вошел в храм, касаясь иссушенной рукой одного из барельефов. Он присоединился к Далинару, и вместе они изучали изображение могущественного человека, который гордо застыл между двумя каменными столпами, загораживая проход из мира чудовищ в мир людей.

– Ты… стал королем Йа-Кеведа не случайно, не так ли? – поинтересовался Далинар.

Таравангиан кивнул. Теперь это представлялось Далинару очевидным. На старца легко было не обращать внимание, считая его слабоумным. Но как только всплыла правда, другие части головоломки начали становиться на свои места.

– Как? – спросил Далинар.

– В Харбранте есть женщина, – сообщил Таравангиан. – Называет себя Довой, но мы считаем, на самом деле она Баттах’Элин. Вестница. Она сообщила нам о приближении Опустошения. – Он посмотрел на Далинара. – Я никак не связан со смертью твоего брата. Но узнав, на какие невероятные вещи способен убийца, принялся его искать. Годы спустя нашел его и дал особые указания…

Моаш вышел из Холинарского дворца в сумерки, которые предвещали наступление припозднившейся ночи.

Во дворцовых садах было полным-полно людей, которых изгнали из домов, чтобы освободить место для паршунов. Некоторые беженцы натянули брезент между скамейками из сланцекорника, и получились палатки – очень низкие, всего-то пару футов высотой. Спрены жизни прыгали среди них и среди садовых растений.

Целью бывшего мостовика был конкретный человек, который сидел, хихикая, во тьме в дальней части сада. Безумец, чей цвет глаз в ночи было не разглядеть.

– Ты меня увидел? – спросил он, когда Моаш присел рядом на корточки.

– Нет, – ответил бывший мостовик, а потом вонзил странный золотой нож безумцу в живот. Тот принял удар, тихо охнув, по-дурацки улыбнулся и закрыл глаза.

– Ты правда был одним из них? – спросил Моаш. – Ты был Вестником Всемогущего?

– Был, был, был… – Безумец сильно затрясся, его глаза широко распахнулись. – Был… нет. Нет, что это за смерть? Что это за смерть!

Съежившиеся беженцы зашевелились, и те, кто поумнее, поспешили прочь.

– Оно забирает меня! – закричал безумец, а потом уставился на нож в руке Моаша. – Что это такое?!

Он трясся еще мгновение, потом конвульсивно вздрогнул и замер. Когда Моаш вытащил желто-белый нож, тот оставил след из дыма, а у раны почернели края. Сияние большого сапфира на эфесе померкло.

Моаш бросил взгляд через плечо на Сплавленных, которые зависли в ночном небе позади дворца. Они не пошли на это убийство сами. Почему? Чего они боялись?

Моаш поднял нож, глядя на них, но радостных возгласов не услышал. Единственным звуком, который сопроводил его поступок, было неразборчивое бормотание людей, пытающихся заснуть. Других свидетелей, кроме этих сломленных рабов, не нашлось.

Так свершилась последняя смерть Йезриена. Яэзира. Йезерезе’Элина, короля Вестников. Героя мифов и преданий, величайшего из всех людей, что когда-либо жили.

Лопен прыгнул за скалу и ухмыльнулся, застигнув спрятавшегося там маленького спрена в форме листочка.

– Нако, я нашел тебя.

Руа превратился в наглого мальчишку лет девяти или десяти. Руа – так его звали, но Лопен, конечно, называл его «нако».

Руа взмыл в воздух в виде ленты из света. Четвертый мост разместился возле каких-то палаток у основания Тайлена, в Нижнем округе, прямо в тени стен. Здесь был большой медпункт, где лекари заботились о раненых.

– Лопен! – крикнул Тефт. – Перестань дурить и иди сюда, помоги.

– Я не дурю! – заорал Лопен в ответ. – Да я наименее дурной из всей компании! И вы все об этом знаете!

Тефт вздохнул, потом кивнул Питу и Лейтену. Вместе они аккуратными плетениями подняли в воздух платформу – большую, двадцать на двадцать футов. Она была заполнена ранеными, которым предстояло восстанавливаться. Трое мостовиков полетели с платформой к верхней части города.

Руа шмыгнул на плечо Лопена и превратился в миниатюрного юношу, а потом ткнул рукой в сторону мостовиков и попытался изобразить жест, которому его научил Лопен.

– Хорошо, – одобрил тот. – Но палец не тот. Нет! Это тоже неправильный палец. Нако, это же твоя нога.

Спрен адресовал жест самому Лопену.

– Вот так-то, – похвалил гердазиец. – Можешь поблагодарить меня, нако, за этот великий скачок в твоем обучении. Люди и маленькие существа, сделанные из ничего, часто испытывают приливы вдохновения рядом с Неповторимым Лопеном.

Он повернулся и неспешным шагом направился в палатку, полную раненых. Дальняя стена временного убежища была привязана прямо к красивой блестящей бронзовой части стены. Лопен надеялся, тайленцы оценили, насколько она красивая. Разве у какого-то другого города были металлические стены? Лопен собирался соорудить такую в своем дворце, когда построит его. Но тайленцы странные. Что еще можно сказать о людях, которые предпочитают жить на юге, в холоде? А местный язык звучит как перестук зубов.