Владимир Ильин - Напряжение: том 5 [СИ]

– Еще нога. – проскрипела Ника.

Занята она в процессе чужого разговора была тем, что, осененная догадкой, взяла уже свой паспорт и открыла на странице с семейным положением.

Мужем был указан «Самойлов Максим». Чернила выглядели подсохшими. Штамп – давнишним.

– Нога левая или правая? – Деловито уточнила Елена, с интересом заглядывая на страничку паспорта Ники – всего-то легонько встать на цыпочки.

Да так и замерла, читая.

– Интересно, в моем паспорте он тоже поставил отметку? – Задумчиво произнесла принцесса.

А взгляд Белевской, пока еще непонимающий и пытающийся осознать, изумленно перешел на нее.

– Когда ногу ломать буду, спрошу. – Медленно развернулась к двери Ника.

– Стойте… Вы – жена Максима? – Покачнувшись, неестественным голосом спросила у принцессы Белевская.

– Разумеется. Достойная партия с наследником Юсуповых.

Елена дрогнула, словно от удара.

– А вы… Госпожа, – обратилась бледная леди к Нике. – Я прошу прощения за бестактность. Вы – тоже его супруга?

– Ника ДеЛара. Достойная партия с наследником ДеЛара. – Не отказала себе Ника в язвительности, выплескивая закипающие эмоции в слова. – А сейчас извините, семейные дела.

– Стойте! – в отчаянии произнесла Елена.

– Что?!

– То есть, вы его бросаете?!

– Нет, просто сломаю ногу. Не бросаю. Мой муж, что хочу то и делаю. – Механически произнесла Ника, касаясь ладонью двери.

– Только правую не надо, – отчего-то поникла Белевская. – Она уже была сломана.

Столь же неотвратимо и мрачно Ника повернулась к ней.

– Но это не я! – Тут же с жаром заверили ее.

Ника отвернулась, резко открыла дверь палаты, зашла внутрь. Постояла там пару секунд и вернулась обратно.

– Сбежал.

– Ника… – Робко произнесла Белевская.

– Что у тебя еще?!

– У меня? К-коньяк, – выудила из маленькой сумочки двухсотграммовую бутылочку графиня.

– Дай сюда. – Забрала у нее алкоголь Ника.

– Где будем пить? – Вздохнув и уже никуда не торопясь спросила принцесса.

– На троих его будет мало. – Мрачно сказала ей ДеЛара, посмотрев в глаза, а потом переведя взгляд на Белевскую. – И на двоих – тоже мало… И я не про коньяк.

Бутылка была откинута в ближайшую урну.

– Тут режим. – Бросила им фразу Ника, удаляясь по коридору в сопровождении охранника.

– Я ее узнала, – изумленно шепнула Белевская. – Это ведь Еремеева Ника, из параллельного.

– Де Лара, – со скрипом и явной неохотой поправила ее принцесса.

Она видела перстень на безымянном пальце.

– Да какая разница?

– Разница в четыре сожженных города. – Развернулась от нее девушка, чтобы побыстрее вернуться к своей свите.

Холм темной земли среди занесенного снегом прямоугольной площадки, могильный крест без фотографии и имя на табличке с годами жизни. Обычное дело для бесплатного участка Алабушевского кладбища, нарезаемого городом под урны с прахом тем усопшим, кто остался без родственников или денег в последний миг.

Среди огромного поля, расчерченного дорогами на огромные квадраты, такие погребения выделены отдельно и возле них редко встретишь посетителя. Но напротив свежей могилы, еще парившей теплом земли, растапливающим приносимый сильными порывами ветра снег, был один такой.

Ссутулившийся старик, опирающийся на дорогую трость темного дерева, в распахнутом настежь сером пальто, с непокрытой головой — он смотрел на могильный крест с непониманием и болью. Его внучка, его кровь, его надежда, его гордость — мертва.

Ему сообщили это ранним утром, уведомив голосом, полным скорби, тут же предложив помощь с погребением. Он бросил трубку, послав к черту шутников. Но звонок повторился — уже от другого ритуального агентства, торгующего скорбью и сочувствием за огромные деньги. Потом звонили вновь. Приехали лично, настойчиво звоня в дверь, а, когда он отключил звонок – настойчиво стуча в нее. Кажется, их было несколько – и кто-то был бит на лестничной клетке и бежал, а кто-то остался караулить его, желая навязать свои услуги. Но, как оказалось, терял он время совершенно напрасно.

Через десяток минут последовал сухой звонок от городового. Уведомление о смерти близкого человека вогнало в ступор уже маявшегося недобрыми предчувствиями старика столь сильно, что окончание речи на проводе он сначала прослушал. А спохватился уже после того, как городовой повесил трубку.

Вера уже похоронена. Обращена в прах, собрана в урну и упокоена под этой землей. Он даже не попрощался. Ему никто не позволил этого сделать. Лишил его возможности попросить у нее прощения. Обнять в последний раз.

Взгляд поплыл и потерял четкость. Старик сморгнул выступившую слезу.

— Желаете оформить родовое захоронение? — Незаметно подкрался очередной делец.

Старик вздрогнул и недовольно покосился на мужчину в черном фраке под черным же плащом — широкоплечий, доверительного вида, как они все. Только у этого еще и сомнение во взгляде — место не самое респектабельное, однако тот видел хорошую одежду и трость.

– Не требуется. — Зло посмотрел на него старик, сжав трость так, что делец отодвинулся.

– Я не настаиваю. — Скорбно произнесли ему. — Просто хотел указать на факт, что через какое-то время над этой могилой похоронят другого человека. Но этого можно избежать, если оформить родовое захоронение…

– Пошел прочь!

- …кроме того, вас и ваших родственников могли бы похоронить рядом.

– Прочь!! – Замахнулся на него старик.

– Чокнутый, – зло зашипев, отступил мужчина, удаляясь от него широкими шагами.

– У нас уже есть родовое захоронение. – дрожа губами прошептал некогда князь Наумов, Александр Михайлович, вновь повернувшись к могиле. – Ты тут не будешь. Ты не должна тут быть. Ты не должна была умереть. – Вновь поплыл его взгляд.

– Я пытался ее спасти.

Голос раздался справа и чуть позади, вызвав раздражение. Старик подумал, что вернулся торговец. А потом почувствовал страх.

Александр Михайлович склонил голову, чтобы исподволь посмотреть на человека рядом.

– Даю слово, – встретил его хитрость прямой и спокойный взгляд юноши в скорбном костюме-тройке. – Я сделал все возможное, чтобы она жила.

А желание немедленно сбежать, адреналином ворвавшееся в организм, стоило осознать, кто стоит рядом – сменилось ступором и какой-то апатией. Быть может, еще и потому, что тренированный взгляд, уже без утайки окинувший пути отхода, заметил не меньше десятка специалистов, перекрывавших все пути. Или же оттого, что, добивая, по коже прошлась морозная волна от включенного рядом Подавителя. Он не уйдет – его не отпустят.

Его специально заманили сюда – горем, смертью, отчаянием заставив потерять осторожность.