Роман Афанасьев - Возвращение Ночного Охотника

Кобылин не ответил — опустившись на колено, он деловито лупил вампира, который уже перестал шевелиться и растекался лужей по полу.

В дверном проеме мелькнула еще одна темная фигура, заслоняя свет, и охотница завопила во все горло.

— Кобылин!

Алексей остановился, поднял взгляд на незваного гостя, прищурился. Тот рванулся в комнату — невысокий, худой, с рыжими волосами и вытянутой вперед харей. Лена попыталась согнуть ноги, чтобы хоть попытаться отбросить оборотня ударом и в тот же миг узнала его.

— Вера, — прорычал оборотень, кидаясь к подругам. — Верка!

На ходу он отбросил пистолет, и его пальцы резко удлинились, превращаясь в когти. Согнувшись над сестрой он принялся остервенело рвать в клочья мотки скотча, цепляя порой и белоснежную кожу. В доли секунды Саня сорвал остатки пластика с Веры и потянул ее на себя. Та обняла брата за шею, и зарыдала в голос.

Ленка, чувствуя, как у нее кружится голова, окинула взглядом комнату. Кобылин стоял над трупом упыря и глядел на дверь. Там, в коридоре, торчал еще один оборотень — белобрысый водила, вечно тершийся возле Веркиного брата. Он морщился, держась за левое плечо, и поглядывал куда-то в сторону. Неужели они объединились? И где Гриша?

Кобылин медленно обернулся к охотнице, словно почувствовав ее взгляд.

— Леш, — позвала Лена, облизнув давно высохшие губы. — Леша…

Она всмотрелась в его обветренное худое лицо, пытаясь увидеть в нем знакомые черты. Они были на месте — и скулы и упрямая складка в уголках губ и первые морщины поперек лба. И глаза — остекленевшие, неживые, словно у плюшевой игрушки. Глаза совершенно чужого человека. Это был не он. Гриша был прав. Это существо выглядело как Алексей Кобылин. Но не было им.

Существо мягко шагнуло к ней, подхватило с пола оброненный нож и опустилось на одно колено. Четкими, выверенными до миллиметра движениям. Его окаменевшее лицо склонилось к ней, и Лена затаила дыхание, жадно и испуганно вглядываясь в застывшие глаза. Она чувствовала, что эта тварь может и ударить ее ножом, и освободить. С равной вероятностью. И не дышала, не отводя взгляда от расширившихся зрачков.

Окровавленная по локоть рука с ножом протянулась к ней, полоснула по скотчу, вторая рывком сорвала обмотки — как листья с початка кукурузы. Второй взмах окончательно освободил ноги, и Ленка получила возможность шевелиться. Чем и воспользовалась, согнувшись и со стоном усевшись на пол. Ее лицо оказалось точно напротив окаменевшего лица Кобылина, и она снова замерла, забыв про руки связанные за спиной. Она увидела что-то там, в глубине расширенных зрачков. Что-то темное, клубящиеся, как кипящий суп ведьмы.

Кобылин моргнул, и его невозмутимое лицо вдруг исказила гримаса боли. Он зажмурился, едва слышно застонал, и открыл глаза. Серые уставшие глаза. Губы искривила ухмылка, на лбу выступили капли пота, а в уголках глаз залегли глубокие морщинки.

— Ну, ты даешь, — выдохнул Алексей. — Не пугай меня так больше.

Ленка жадно втянула раскрытым ртом воздух, уткнулась лбом ему в плечо и заревела во весь голос.

— Кобылин, — бормотала она. — Дурак!

Она забыла про боль в руках и про сведенные судорогой ноги. В теле была такая легкость, что Лене показалось, что еще миг, и она воспарит над грязным полом. С нее словно упала пелена, откинулся прозрачный купол, и окружающий мир снова пустился вскачь. Она слышала, как хнычет в объятьях брата Вера, снова и снова спрашивая его про Вадима, и отказываясь принимать ответ «не знаю». Слышала, как в коридоре, у дверей, перекрикиваются друзья Сани. Кто-то из них, кажется, нашел второй выход. Но понимала только одно — Кобылин, эта бродячая сволочь, сопит ей в ухо. И гладит по спине. Лена на секунду снова оказалась на кафельном полу в туалете бара. И над ней снова высится кто-то грозный и смертельно опасный, сжимающий оружие в руках, и готовый убить любого, кто сунется в дверь.

— Дурак, — пробормотала она, отстраняясь и заглядывая в усталое лицо Кобылина, улыбавшегося уголком побелевших губ. — Ты сам кого хочешь напугаешь.

Тот с глупым видом ухмыльнулся в ответ, и отвернулся.

— Эй, — позвал он. — Ключи от наручников поищите. Да, ты, большой пушистик! Пошарь в карманах у этих уродов!

Здоровенный оборотень, больше походивший на бритую гориллу, шагнул в камеру, бросил взгляд на размазанного по полу упыря, поджал губы и взмахнул рукой. Ключи мелькнули в темноте, но Кобылин, не глядя, взял их прямо из воздуха и завозился за спиной Ленки.

— Надо уходить, — крикнул от дверей белобрысый. — Дверь мы заперли, но они могут обойти с другой стороны!

Рыжий Саня, державший на руках обнаженную сестру, резко обернулся к Кобылину. Тот же успел отбросить наручники и руки Лены безвольно повисли вдоль тела.

— Идти можешь? — резко спросил рыжий.

— Вроде, — осторожно ответила Ленка, пытаясь встать на колени. — Надо попробовать.

Кобылин обхватил ее, рывком поставил на ноги и закинул руку себе на шею. Боль пронзила весь левый бок, и охотница покачнулась, навалившись на Алексея. Только сейчас она заметила, что он в спортивных штанах, залитых кровью, и в футболке, продырявленной так, словно ее расстреливали из пулемета.

— Я сама, — пробормотала Ленка, но Кобылин лишь тряхнул ее, обнимая за талию.

— Уходим, — с паникой в голосе крикнул из коридора белобрысый. — Саня, пора валить!

— Идем, — буркнул в ответ оборотень, направляясь со своей драгоценной ношей к дверям. — Рви на улицу, гони сюда тачку! Казак, прикрой его.

— Куда валить то собрались? — прогудел здоровенный оборотень. — К нам нельзя.

Рыжий замер в дверях, задумавшись лишь на секунду. Потом оскалил длинные зубы.

— Гараж, — прорычал он, шагая в дверь. — Всех в гараж. В мой. Личный.

Кобылин двинулся за ним следом, и мир завертелся перед глазами Ленки. Она упрямо шагала вперед, переставляя одну ногу за другой, кусая губы, чтобы не стонать от боли на каждом шагу. И еще она старалась держать себя в руках. Больше всего на свете ей хотелось уткнуться в шею этого идиота и порыдать полчасика, забыв обо всем. Но этого было нельзя делать. Нельзя. Это было бы нечестно по отношению к Петьке. И по отношению к самому Лехе. Между ними все кончилось — давным-давно. И все же… Что-то оставалось. Не такое как с Петенькой, нет, совсем другое. Что-то больше и крепче, основанное на крови и смерти. Как бывает в семье.

Когда мир окончательно потемнел, она вдруг поняла, что ноги не касаются пола, а руки Кобылина держат ее все крепче. И тогда она уткнулась носом ему в шею, наплевав на все.

Казак выбрался из такси неподалеку от красно-белого шлагбаума. Солнце уже вовсю жарило машины, припаркованные на обочинах улицы. От них исходила волна тепла, и Казак медленно перешел в тень от развесистых кленов, росших за решетчатым забором управления. На ходу он попытался одернуть пиджак, отряхнул рукав, залитый чем-то липким. Нет, не помогает. Помятый, как после хорошей пьянки. Ну и пусть. Здоровенный громила, подручный мелкого зама, явно закладывает за воротник, держат на посылках. Так думают те, кто действительно тут работает. А остальные знают, чем он занимается.