Игорь Осипов - Потусторонний батальон. Том 1. Рота нечисти [publisher: ИДДК; оптимизирована обложка]

– Оксан, – раздражённо заговорил я, – мне даже Ольху удалось к одежде приучить, а ты что, хуже, что ли?

– Вот только не начинай. Я нежить, мне простительно.

– И посыльных встречать нагишом? И гостей тоже?

– Да ладно тебе. У тебя все гости либо нелюди, либо нежить, либо чародеи. Ни одного нормального человека. Нашёл, кого удивлять. Один раз даже польза была.

– Тебя мама не учила, что ли?

– Не трогай мою жизнь, – сухо вспыхнула навья, – я мертва. Родителей не помню. Меня изнасиловали, утопили связанную и сделали нежитью, не начинай.

Я вздохнул, вспомнив случай, произошедший, когда мы во время ремонта в городке жили на съёмной квартире. Тогда к нам пришли свидетели Иеговы проповедовать. Надо было видеть их лица, когда дверь открыла обнажённая, бледная и худая девушка. С длинных, до самого пола, чёрных волос текли струи воды, на непрошенных гостей смотрели белесые выцветшие глаза, немигающие как у змеи, а в коридоре с потолка на них уставилась сотня очей растёкшегося там Мягкой Тьмы. Один из свидетелей, заикаясь, спросил воды. Оксана отжала волосы на бетон лестничного пролёта и спросила, мол, хватит утопиться? Кажется, один из этих сектантов ноги сломал, убегая по лестнице.

Я снова толкнул вилку, а потом увидел ещё одно действующее лицо. Ольха, находящаяся сейчас в облике человека, подскочила к столу и с широкой улыбкой пододвинула мою тарелку к себе. Она поджала губу, рассматривая мой расползающийся ужин, а потом схватила кусок говядины и стала чавкать им с огромным аппетитом. Конечно, всё, что творилось с едой, было хорошим мороком, реалистичным на вкус, по запаху и на ощупь, но желание поесть отбивало сразу. Зрелище того, как ребёнок уплетает кусок заплесневелого мяса, заставил поморщиться. Лесавка доела мою пайку и оглядела стол в поисках ещё чего-нибудь вкусного, а не найдя, так же беззаботно убежала восвояси.

Зато проявился из воздуха дед Семён. Домовой деловито осмотрел кухню, а потом выставил вперёд правую руку и зажмурил левый глаз. Он развёл большой и указательный пальцы, измеряя что-то, понятное только ему.

– Дед, ты хотя бы скажи этой нудистке, чтоб не ходила в чём мать родила.

– Я хожу, в чём умерла. Я… – возразила Оксана.

– Да, я помню. Уже сто тысяч раз слышал. Надоело. Хотя бы саван накинь, – скорчил я мученическую физиономию, стараясь не опускать глаза ниже подбородка навьи.

Но глаза сами пробежались по двум бледным грудям второго размера с сосками такого цвета, какой бывает у людей, до посинения плескающихся в ледяной воде. Взор поднялся выше и остановился на совершенно белом шраме под левой ключицей, оставшемся от поражения серебряной пулей. Раны от обычного оружия на ней заживают без следа, и только эта напоминает о тех днях, когда закрыл собой удочерённую русалку от выстрелов снайпера.

– Саван в стирке.

– Он у тебя всегда стирке. У тебя их десять штук на все случаи, и ни один не используешь. Всё лежат стопочками с бирками, по какому поводу они предназначены.

Несмотря на довольно привлекательную фигуру утопленницы, распускать руки чревато. Александра, как экстрасенс высшего порядка, за сто километров почует мои поползновения и сразу позвонит на сотовый телефон, дабы, вежливо стиснув зубы, напомнить о себе. Если другая девушка попробует обратить на меня внимание, то порча лёгкого типа, например, со слабительным эффектом, конкурентке гарантирована.

Оксана же действительно труп, и потому не проявляет никаких сексуальных рефлексов, исключая повод для ревности и скандалов. В моей команде, как известно, были ещё две совершеннолетние особи женского пола, но Света сосредоточила своё внимание на Сорокине, а Ангелина мужчинами не интересуется в принципе. Для неё мы все просто приматы.

– Дед, – повторно обратился я к домовому, – повлияй.

– Некогда мне, – ответил старец. – Я к переезду готовлюсь.

– К какому?

– За город.

– Дед, во-первых, там ещё не построили, а во-вторых, я роту не набрал.

– Во-первых, построят, а во-вторых, я тебе не домовой более, если не поторопишься, – насупившись, ответил дед Семён.

– Дед, чего я не понял?

– Я бумаги сам глянул. Ты там вслух не дочитал малость, – отозвался домовой, не поворачивая ко мне головы.

– Они в сейфе. И зачарованы от подсматривания, – повысил я голос.

– Да ладно тебе. Мы с Ангелиной вскрыли. У неё все твои пароли есть и ключи от заклинаний.

– Да чтоб вас, – выругался я.

Во мне опять проснулось желание хоть чуть-чуть побыть одному. Даже на спальню приходится кучу чар навешивать, чтобы можно было уединиться с Александрой. А теперь они и до сейфа добрались.

– Мне чин дают, – повысил голос домовой, – и паспорт. Я теперь не голь запечная, а цельный прапорщик.

Я вздохнул и подошёл к холодильнику, дёрнув за дверцу, но та и не подумала выполнять свои функции врат в райское место с омлетом и супом. Я ещё раз подёргал за ручку, боясь применить телекинез, так как мог вовсе оторвать. Домовой, нахмурившись, поглядел на мои манипуляции.

– Она меня обижает, – послышался тихий хнычущий голос.

Я повернулся, шумно втянув воздух и сжав кулаки. Ни деда, ни Оксаны на кухне уже не было. Они ушли по своим делам, то есть, дед считает своё добро, нажитое за мой счёт, а русалка спряталась тонуть в ванной, причём в моей ванной, хотя у неё своя есть. Оттуда уже слышался шум бегущей из крана воды. До вечера проваляется без дыхания и движения, а ночью будет бродить по коридору как привидение, тихо напевать песенки или слушать тяжёлый рок в наушниках на такой громкости, что и остальные услышат.

На пороге стоял Мягкая Тьма – тощий ребёнок-неандерталец на вид детсадовского возраста, одетый в набедренную повязку и жилетку из сшитых шкурок грызунов, казавшихся неким меховым паззлом с абстрактной картиной. Серые домовые мыши соседствовали с бурыми полёвками, чёрными крысами и ярко-рыжей белкой. Тут же где-то затерялся и соседский хомячок. Сам ребёнок был вымороженной в вечной мерзлоте мумией с пергаментом жёлтой кожи, обтягивающим хрупкие косточки. Тонкие сухие губы плотно сжаты, а пустые провалы глаз жутко смотрелись на этом лице, не растерявшем на удивление некую детскую миловидность. Чёрные густые волосы растрёпанными прядями торчали в разные стороны. Даже дурак не ошибётся в его сверхъестественном происхождении. Марионетка Мягкой Тьмы держала обычную трёхлитровую банку, но из той на меня смотрело месиво из множества разномастных глаз, утопающих в чём-то, похожем на чёрную поблескивающую нефть. Глаза тоже были позаимствованы у незадачливых жертв этого выходца из глубин палеолита.

– Чем тебя обидели? Чем тебя вообще можно обидеть? Тебя даже ядерный взрыв не пронял, хотя ты был в трёх километрах от эпицентра.