Альбина Нури - Не мой мир [СИ, litres с оптимизированной обложкой]

То, что в Зоне могут быть другие, предположить было несложно. Помимо официально действующих комплексов, вроде «Лучших путешествий», были еще сотни подпольных заведений, отправляющих людей в Пространственную Зону. Там стояло более дешевое, нелицензированное оборудование, созданное по примеру того, которое производила Корпорация, а значит – не существовало никаких гарантий, что оно правильно функционирует, что клиент выйдет через Портал так же легко, как и вошел.

Эти компании действовали незаконно – и точно так же незаконно было прибегать к их услугам. Время от времени в прессе вспыхивали скандалы – появлялись пострадавшие, подпольные заведения закрывались, оборудование конфисковывалось, владельцы отправлялись за решетку. Но на месте закрывшихся, как грибы после дождя, вырастали новые фирмы.

Людей постоянно предупреждали, что пользоваться услугами таких контор крайне рискованно, и большинство законопослушных граждан этого не делало – какой смысл, если можно путешествовать и развлекаться с гарантией безопасности?

Однако смысл все же был – для тех, кто жаждал запретных удовольствий. Кому нужно было то, чего официально зарегистрированные комплексы своим клиентам предоставить не могли.

Из бильярдной Алекс шагнул в прекрасное место – видимо, в чью-то ностальгическую весну. Он оказался в цветущем саду. Яблони, груши, вишни, еще какие-то фруктовые деревья – Алекс слабо в этом разбирался – стояли принаряженные, окутанные бело-розовыми облаками.

День был ясный, солнечный и теплый. Алекс медленно шел по саду и чувствовал, как пружинит под ногами бархатная зеленая трава, вдыхал дивный цветочный аромат.

Под одним из деревьев стояла раскладушка, под другим – садовая мебель: несколько стульев и стол. Алекс улегся на раскладушку, закинул одну руку за голову. Чтобы успокоиться и как-то прийти в себя, по привычке достал телефон.

Экран был темным: чтобы сэкономить заряд, Алекс выключал его, каждый раз гадая, включится ли. На этот раз – все одно к одному, неприятные вещи всегда случаются сразу вместе, скопом! – экран так и не ожил. Зарядка села. Выбрасывать телефон Алекс не стал, хотя никакой нужды в нем уже не было. Засунул обратно в карман и уперся взглядом в небесную синь.

Вполне можно было подумать, что он и вправду находится в настоящем саду. Но, если приглядеться повнимательнее, поймешь, что это всего лишь красивая картинка. В реальности деревья не были бы такими безупречными – а ведь тут ни единой сломанной или кривой ветки, да и трава напоминает ковровое покрытие. Будь все взаправду, деловито жужжали бы пчелы, по земле ползали бы муравьи, то и дело с разных сторон доносились бы мешающие отдыхать звуки, вроде работающей бензопилы, раздавались голоса, лай собак или смех.

Здесь же стояла сонная тишина, а насекомые и прочие раздражающие мелочи отсутствовали. Тот, кто заказал эту проекцию, не желал, чтобы его беспокоили, чтобы его взор натыкался на несовершенства: сад виделся ему идеальным – и создатели проекции выполнили его просьбу.

В саду Алекс пробыл долго – дольше, чем где бы то ни было. Он засыпал и просыпался, бродил между деревьев, сидел на плетеном стуле, жмурясь, как кот на солнцепеке, снова ложился. Уходить не хотелось – тут было тихо, спокойно, красиво. И никаких Обитателей. Ушел он из сада лишь по одной банальной причине: хотелось есть.

Возможно, если бы Алекс окончательно сдался и решил, что хватит с него бесполезной беготни по проекциям, то цветущий сад был бы лучшим местом, чтобы умереть. Но пока этого не произошло. Ему все еще хотелось жить, а значит, нужно было есть. Организм требовал пищи, а в саду были и вечно будут только цветы – никаких ягод или фруктов.

Поэтому Алекс не без сожаления стал искать Портал, чтобы выйти отсюда и больше не вернуться. Шанс второй раз натолкнуться на эту проекцию стремился к нулю. К тому же Алекс уже знал и еще об одном парадоксе Пространственной Зоны.

Один раз он, выйдя из очередной проекции, попробовал, ради интереса, снова вернуться в нее – буквально через мгновение. Каково же было его изумление, когда вместо зала для заседаний, который, видимо, создали, чтобы провести какое-то совещание, он очутился на скалистом морском обрыве.

Судя по всему, Зона постоянно изменялась, превращалась, перетекала из одного состояния в другое, постоянно трансформируясь и разрастаясь.

Пообедать (или поужинать? а может, позавтракать?) удалось не сразу. Оставив за спиной весенний сад, Алекс побывал в нескольких проекциях, прежде чем натолкнулся на ту, где смог поесть.

Чаще других встречались «обучалки», как он стал именовать их про себя. Несколько штук имитировали географические зоны, одна – химическую лабораторию.

Попалась ему и очень необычная «обучалка»: Алекс не сразу сообразил, что перед ним именно она. Комната, тесно уставленная старинной мебелью, оказалась рабочим кабинетом Льва Толстого в Ясной Поляне.

Алекс не настолько хорошо разбирался в классической литературе, чтобы сразу сообразить, чей это кабинет, но все прояснило низкое детское кресло. Из лекций по литературе он помнил, что Толстой был близорук, но не носил очков или пенсне и предпочитал работать, сидя на низких стульях.

Ну, и кроме того, на одной из стен была поясняющая надпись, которую Алекс заметил не сразу.

В кабинете стояли обитый кожей диван, два столика, этажерка и кресло, на стене висела книжная полка, и всюду – множество портретов и фотографий.

Алекс подошел к письменному столу с выдвижными ящиками, на котором находились всевозможные письменные принадлежности и разные мелочи: шкатулка для бумаг, пресс-папье, фотопортреты в деревянной черной рамке, книги и бумаги, ручки и карандаши. Глядя на все это, можно было подумать, будто хозяин лишь ненадолго вышел отсюда и вот-вот вернется.

На одном из кресел лежал листок бумаги, видимо, забытый учительницей, которая привела сюда класс. На листе был напечатан обрывок текста: «…в окружении памятных вещей Толстой провел последние часы перед уходом из Ясной Поляны. Уходя из кабинета, он погасил свечи на письменном столе, и с тех пор они никогда никем больше не зажигались».

Алекс обратил внимание на фонограф: вроде бы его подарил Толстому сам Томас Эдисон. По тем временам это было неслыханное техническое чудо. Интересно, что сказал бы великий писатель, мыслитель и философ, если бы узнал о новейших открытиях человечества? Как отнесся бы к тому, что в его кабинет, воссозданный в проекции, водят экскурсии?

«А может, в какой-то из проекций есть и сам Лев Толстой?» – вдруг подумал Алекс. Его передернуло при мысли о том, что он запросто мог столкнуться здесь нос к носу с Обитателем в облике легендарного классика. Впервые ему пришло в голову, насколько это жестоко, неправильно и даже кощунственно – заставлять голограммы паясничать, изображая умерших гениев. Да и вообще – кого бы то ни было.