Оберон Ману - Пре-вращение

Император строго взглянул на него.

— Там, наверху, колдуют над словами и они теряют свой смысл. А тут, на Дне, привыкли называть вещи их настоящими именами. Двоих похитителей наших женщин проткнули копьями, а их авиетка попала к нам в руки. С неё я снял камеру и установил её в храме. Всё понятно?

Рэй кивнул. Иногда такое случалось: всё идёт хорошо, а потом — на тебе. Император некоторое время смотрел с осуждением, затем смягчился и включил монитор.

…Всё пространство передней стены занимал алтарь. Вверху висело грубо высеченное изображение Матери-Крысы: застывшее в странной позе обнажённое человеческое тело с крысиной головой и свисающими до колен тремя парами грудей. Статую эту, по преданиям, высек в священном экстазе сам Хииизг — первый из Сыновей Крысы, положивший начало обрядам, сохраняющим этот Мир от гибели, Император и Жрец в одном лице. Уходя к Матери Мира, он обещал вернуться. И его ждали. Слева от алтаря, как и полагается, из пола вырастал Столб, справа — Трон Искупления. Говорили, что там, чуть западнее и на три королевства левее, существует какое-то княжество, не признающее Трона. Хотя и верующее в Мать-Крысу. Но слухам этим не верили, — не может такого быть! Клевета это. В клевету жители королевств верили.

На алтаре горел огонь, на нём сейчас сжигали заживо очередного ребёнка, имевшего несчастье (или счастье — это ещё как посмотреть) родиться пятым.

Высокий сутулый жрец в Плаще Изобилия сыпал в огонь разные порошки, от них пламя становилось то зелёным, то малиновым, то голубым, — то жолтым, как Окна.

Скорченные фигуры молящихся сгибались в поклонах, униженно вымаливая у богини милостей: сделать копья острыми и меткими, уберечь женщин от когтей Верхних Демонов, не способных повредить самой богине и потому в бессильной злобе изливающих свой гнев на её детей. Просили излечить от хворей и недугов. Много чего просили. Лиц молящихся не было видно, — камера смотрела им в затылок.

Щёлкнул переключатель, изображение исчезло. Император откинул в сторону мешавшую тряпку, положил руки на подлокотники, голову на подголовник, сцепил пальцы рук, прикрыл глаза и негромко начал:

— В нашу последнюю встречу я хочу поговорить с тобой откровенно. Мы часто беседовали, мы говорили друг другу правду, но беседовали ли мы, хоть раз, — откровенно?

Император приоткрыл левое веко и внимательно посмотрел в глаза гостю.

— По-моему, нет.

Вздохнул.

— Вы не такой, как все, инспектор. Вы даже порой считаете нас людьми. И вы никогда не делали нам зла больше, чем этого требовала от вас ваша служебная инструкция.

— Благодарю. О чём задумались, Император?

— В тысячный раз решаю — достойны ли вы моего последнего дара.

— И какой драгоценностью вы можете меня одарить?

— Тайной. Не верите? Считаете, что презренному вожаку шайки мутантов не найдется, чем одарить человека, призванного стрелять без предупреждения?

— Я всегда старался быть справедливым, император.

— Я знаю это, о сын Матери-Крысы.

— Ну что вы, — всё ещё шутливо отмахнулся Рэй. — В лучшем случае меня можно воспринимать как доброго демона. Какой из меня сын?

— Такой же, как из меня — Император. Это слово подразумевает власть, славу, военную мощь, наконец. Император Крыс — это что-то значительное и злобное. Потому что Император — это мощь, а крыса — это злоба.

Кстати, инспектор, сын Матери-Крысы — ваше официальное имя среди моего народа.

— Забавно, — натужно усмехнулся Рэй.

— Отнюдь, инспектор, отнюдь. Все эти игры со словами — гораздо более опасная вещь, чем вы думаете. Например, достаточно было назвать беглецов от вашего процветания, нашедших своё убежище среди мутантов, Императорами, — и Дно из вины Города превратилось в его беду.

— Вы никогда не говорили мне о причинах вашего бегства.

— Когда нашу новорождённую дочь украли из общественной родильной палаты, — для известных вам целей, — моя жена была уничтожена как сумасшедшая на основании Закона об Охране Общественного Здоровья. Кстати, вы не обратили внимание, что все слова в этом словосочетании начинаются с заглавных букв — для пущей важности?

Рэй хмуро кивнул.

— Я, вероятно, поэтому и не женился до сих пор. И так трудно, чтобы ребёнок родился здоровым, просто — живым, а тут ещё — опасность "нью-суфле". Наш позор и наша трагедия…

— Зачем же так мрачно говорить о лакомствах, инспектор?

— Вы шутите, надеюсь? Называть изнасилование новорождённой — лакомством?

— Суфле — лакомство. "Нью-суфле" — новое лакомство.

Рэй нахмурился и опустил голову.

— Так принято.

— Кем — принято? Для чего — принято?

Рэй молчал.

— Вы ловко научились колдовать словами, инспектор. Нет, не вы лично. Вы — в смысле там, наверху, в Городе… Поздравляю…

— С чем?

— Ну как же! Поимание прохожего и освежевание его заживо с заснятием процесса на видеокамеру — убийство. А просмотр "умирашки" — есть элитное развлечение… с разницей, инспектор, — с разницей.

— Кажется, я начинаю вас понимать, Император. Вы считаете, что мы называем волосы пальцами и ждём, когда на них начнут расти ногти?

— Верите — вы, называют — Они.

— Кто?

— Элита. Главные среди вашего, мечтающего о смерти, — общества. Главные среди мутантов духа.

— Вот как?

— А что? Как там сказал ваш Мендо Лайм? "Наша жизнь есть погоня за развлечениями. Но истинно счастлив лишь тот, кому доступны развлечения элиты".

— Ну и что?

— Что? Нас, к примеру, не уничтожают только потому, что время от времени кое-кому хочется потешить себя развлечениями с отмытыми мутантками. Но для того, чтобы с ними не развлекались все подряд, существует Служба Дна, а само развлечение объявлено преступным и запрещено среди простолюдинов. Запретный плод — слаще, инспектор.

— А как же казни по всем телеканалам?

— Эти казни, во-первых, не дают развлечению уйти из категории элитного. А во-вторых, эти казни возбуждают аппетит и делают сам процесс запретного наслаждения ещё более возбуждающим, тонким, приятным, пикантным.

— Ну, Император… Знаете, я как-то никогда не думал — так…

— Сами же развлечения становятся всё более захватывающими. Всего лишь смотреть на экран, чтобы насладиться муками по-настоящему умирающего человека? Этим ещё в двадцатом веке баловался Свободный Мир. Гораздо интереснее самому стать Прыгунцом и убивать собственноручно. А наутро встречаться с иными и глядеть на них с чувством глубокого осознания своей причастности к некому тайному кругу избранных. Скажите, инспектор, что может заменить — э т о?

Рэй неопределённо пожал плечами и промолчал.

— В своё время в одной из служебных библиотек я нашёл интересную информацию. Оказывается, поначалу Прыгунцами называли особые добровольные отряды содействия полиции. Изучавшие восточные единоборства объединялись и выходили вечерами на переходы, — тогда ещё всего лишь настилы с жалкими перилами, — и выставляли себя в качестве приманки. Дождавшись вооружённого нападения, в коротком поединке сбрасывали нападавшего или нападавших — вниз, на Дно. А потом…