Уильям Тенн - Вот идет цивилизация [сборник litres]

– Я знаю. Но Кража важнее того, чем я рискую. Нет ничего важнее для человека, чем Кража.

Рита-Летописица кивнула.

– Потому что ты крадешь во имя существования Человечества. Ты крадешь вещи, из которых Женское Сообщество сможет приготовить пищу, одежду и оружие для Человечества, чтобы оно могло жить и процветать.

Он понял, к чему она клонит.

– Нет, – возразил Эрик. – Мы крадем не поэтому. Мы живем благодаря кражам, но крадем мы не для того, чтобы просто продолжать существование.

– А для чего? – невинно поинтересовалась она, словно не ей лучше всех остальных в племени был известен ответ. – Для чего мы крадем? Что может быть важнее выживания?

Вот оно. Дальше шел катехизис.

– «Отомстить Чудовищам, – начал он. – Изгнать их с нашей планеты, если удастся. Вернуть Землю Человечеству, если удастся. Но превыше всего – отомстить им…»

Он следовал многословному ритуалу, делая паузу в конце каждой части катехизиса, чтобы Летописица могла задать нужный вопрос, спровоцировав его на очередной ответ.

Один раз она попыталась поймать его, изменив порядок пятого и шестого вопросов. Вместо того чтобы спросить: «Как мы поступим с Чудовищами, когда отвоюем у них Землю?» – она задала вопрос: «Почему мы не можем использовать Чуждую Науку Чудовищ для борьбы с ними?»

По привычке Эрик начал: «Мы будем содержать их, как содержали наши предки экзотических животных, в месте под названием зоопарк, или загоним их в наши норы и принудим их вести такую жизнь, какую вели мы», прежде чем догадался о перестановке и в смущении умолк. Но затем он снова взял себя в руки, спокойно отыскал в памяти правильный ответ, как учили жены его дяди, и начал сызнова.

– «Есть три причины, по которым мы не можем использовать Чуждую Науку, – принялся декламировать Эрик, подняв руку со сложенными мизинцем и большим пальцем. – Чуждая Наука является нечеловеческой, противочеловеческой и античеловеческой. Во-первых, поскольку она не человеческая, – он согнул указательный палец, – мы не можем пользоваться ею, ибо мы не в состоянии ее понять. Так как она противочеловеческая, даже если мы узнаем ее, то не захотим использовать ее. И раз она античеловеческая и может быть использована лишь для нанесения вреда Человечеству, мы не сможем ею пользоваться до тех пор, пока сами остаемся людьми. Чуждая Наука во всех смыслах противоположна Науке Предков: в то время как первая отвратительна – вторая прекрасна, первая вредна – вторая полезна. И после смерти Чуждая Наука перенесет нас не в мир наших предков, но в другой мир – полный Чудовищ».

В целом все шло прекрасно, если не считать западни, в которую он едва не угодил. Но Эрик никак не мог забыть о разговоре со своим дядей, и в то время, как язык его произносил знакомые слова и выражения, рассудок продолжал недоумевать, каким образом согласуется то и другое. Его дядя оказался приверженцем Чуждой Науки, и, если верить ему, родители Эрика тоже ее исповедовали. Сделала ли она их нелюдями?

Эрик хорошо знал, что от него требует долг: в этот самый момент он обязан был бы рассказать Человечеству о страшной тайне своего дяди.

Но все это представлялось слишком сложным для него – человека с таким незначительным жизненным опытом.

Когда Эрик завершил произнесение многословного катехизиса, Рита-Летописица сказала:

– Это то, что ты говоришь о Науке Наших Предков. Теперь посмотрим, что говорит Наука Наших Предков о тебе.

Она сделала знак рукой, не поворачиваясь, и две девушки-послушницы вытащили огромный кинопроектор, являвшийся средоточием религиозной жизни племени. Скромно и в то же время ободряюще улыбаясь Эрику-Одиночке, они отступили назад.

Он знал, что эти улыбки значат не больше, чем простое пожелание удачи, но и это говорило о многом. Это означало, что он находится гораздо ближе к тому, чтобы стать полноправным членом общества, чем они. Это означало, что, с точки зрения непредвзятых и незаинтересованных наблюдателей, его испытание действительно проходит успешно.

«Одиночка! – с яростью подумал он про себя. – Я им покажу, на что способен одиночка!»

Рита-Летописица повернула ручку на крышке прибора, и он зажужжал. Она воздела руки вверх, развела их в стороны, и все – воины, женщины, дети, копьеносцы, послушницы, даже вождь – склонили головы.

– Внемлите словам наших предков, – пропела она. – Взирайте на зрелище их великих достижений. Когда приблизился их конец и они поняли, что только мы, их потомки, сможем вернуть Землю, которую они потеряли, они создали эту машину для будущих поколений Человечества, чтобы она озаряла наш путь к их науке, которой суждено родиться заново.

Рита опустила руки. И тут же одновременно все подняли головы и выжидающе уставились на противоположную стену.

– Эрик-Одиночка! – провозгласила Рита, вращая диск одной рукой и тыкая в него наугад указательным пальцем другой. – Теперь Наука Предков говорит только для тебя. Вот предназначенное тебе видение, под знаком которого ты будешь жить и умрешь.

Тяжело дыша, Эрик смотрел на стену. Сейчас он узнает, чему будет посвящена его жизнь, – сейчас. Много лет назад видение, явившееся его дяде в такой же ситуации, определило имя, которое ему суждено было носить, – Капканолом. А на последней церемонии инициации одному юноше выпала сцена крушения двух огромных воздухоплавательных аппаратов.

Все пытались ободрить мальчика, но тот знал, что судьба его предрешена. И ничего удивительного, что он был пойман Чудовищем во время своей Кражи и разможжен о стену.

Но Эрик решил, что предпочел бы даже подобное видение, только бы не ужасная пустота пробела. Когда случалось, что аппарат показывал лишь ослепительно-белый прямоугольник, все племя понимало, что испытуемый юноша не имеет никаких задатков для того, чтобы стать мужчиной. Машина никогда не ошибалась. Юноша, которому это выпадало, никогда не мог приобщиться к клану воинов и со временем приобретал все больше и больше женских качеств. Он избегал мужского общества, выполняя незначительные поручения женщин. Аппарат предков, оценив юношу, совершенно точно предсказывал, каков он и что с ним будет.

Несомненно, создавшая такой аппарат наука была могущественна и сильна. В проекторе имелся самовосстанавливающийся источник энергии, который мог функционировать практически вечно, если не вскрывать аппарат, – хотя кому такое могло прийти в голову? В движущихся картинках, которые он проецировал на стену, заключались не только тайны каждой индивидуальной жизни, но и сложнейшие загадки, которые предстояло разгадать Человечеству, чтобы обрести спасение.

Впрочем, в данный момент Эрика интересовала очень незначительная часть Человечества. А именно – он сам. Его будущее. Ожидание становилось все напряженнее по мере нарастания гула, издаваемого аппаратом. И вдруг весь коридор огласили вздохи восхищения – на стене появилось видение.