Уильям Тенн - Вот идет цивилизация [сборник litres]

Вот только девица… ей-богу, я радовался как маленький, когда узнал, что она сказала «нет». Она оттолкнула его и попросила уехать.

– Где папа? – спросил он. – Может, он знает.

Я сообщил ему, что отец, должно быть, отбыл почти одновременно с ним и до сих пор не вернулся. Так что мы с ним сидели и думали. Кумекали то так, то этак. Когда зазвонил телефон, мы едва не попадали со стульев. Стив пошел в гостиную ответить и почти сразу же начал кричать что-то. Потом вихрем влетел на кухню, схватил меня за руку и потащил к себе в машину.

– Это Магда, Татьянина горничная, – сказал он, когда мы уже неслись в ночи по шоссе. – Говорит, с Татьяной после моего отъезда случилась истерика, а потом она уехала куда-то на своем кабриолете, ни слова ей не сказав. Магда боится, как бы она чего-нибудь с собой не сделала.

– Наложила на себя руки? Но как? Она же вампир?.. – И вдруг я понял, как. Посмотрел на часы и все понял.

– Стиви, – крикнул я ему. – Гони на перекресток в Криспин! Гони что есть мочи!

И он погнал. Порой мне казалось, мотор оторвется от машины, так он надрывался. Помнится, повороты мы проходили на двух колесах, а ощущение было такое, что и вовсе на одном.

Кабриолет мы увидели сразу, как вылетели на перекресток. Он стоял у тротуара одной из трех дорог, пересекавших городишко. И на самой середине пустынного перекрестка виднелась фигурка в тонкой ночной рубашке. Моя культя болела так, словно по ней со всего маху вдарили молотком. Мы подбежали к девице, и тут церковный колокол начал бить полночь. Стив бросился вперед и выхватил у нее из рук заостренную деревяшку. Она упала в его объятия и разревелась.

Признаюсь, я чувствовал себя паршивее некуда. Потому что все, о чем я мог думать, – это о том, каким таким наущением Стив сподобился полюбить вампира. О ее чувствах я не думал. А ведь она, должно быть, здорово его любила, если пыталась убить себя единственным доступным вампиру способом: воткнув осиновый кол в сердце на перекрестке в полночь. И хороша же она была – не то слово! Я-то представлял ее себе этакой ведьмой с картинки: высокой, тощей, в обтягивающем платье. А увидел перепуганную, хрупкую девчонку, которая, сев к нам в машину, свернулась у Стива под свободной рукой так, словно хотела остаться там навсегда. И ведь она была даже младше Стива.

В общем, всю дорогу домой я думал о том, что этим ребятишкам придется ой как нелегко. Плохо влюбиться в вампира, но каково вампиру влюбиться в смертного…

– И как же мне выйти за тебя замуж? – всхлипывала Татьяна. – Что за жизнь у нас с тобой будет? И ведь, Стив, однажды ночью я могу так проголодаться, что нападу на тебя…

Одного мы не приняли в расчет – дока. Скажем так, недооценили.

Стоило ему познакомиться с Татьяной и услышать ее историю, как плечи его расправились, а в глазах снова загорелся обычный огонек. Главное, с больными детьми больше ничего не случится. А что до Татьяны…

– Вздор, – сказал он ей. – В пятнадцатом веке вампиризм был неизлечимым заболеванием, но я уверен, в двадцатом с ним можно справиться. Во-первых, этот ваш ночной образ жизни говорит о возможной аллергии на солнечный свет и, вероятно, о фотофобии в легкой форме. Походите некоторое время в темных очках, девочка моя, и мы посмотрим, что удастся сделать гормональными инъекциями. Вот с потребностью в крови, сдается мне, справиться будет сложнее.

Но ведь он и с этим справился!

Кровь для переливания хранят теперь в обезвоженном, консервированном виде. Поэтому каждый вечер перед сном миссис Стивен Джадд насыпает немного порошка в высокий стакан с водой, бросает туда кубик-другой льда и получает свою ежедневную порцию крови.

И, насколько мне известно, они с мужем живут счастливо, в любви и ласке.

Мне почти нечего сказать об этой истории. Лео Маргулис, издатель, и Фрэнк Белкнеп Лонг, редактор «Фэнтэстик Юниверс» пригласили меня как-то на ланч и предложили написать для них готический ужастик. Я честно попробовал, но не мое это оказалось дело: я уже написал как-то рассказ для «Виэд Тейлз» и с тех пор зарекся работать в подобном жанре. Поэтому я написал рассказ готический, но еще и научно-фантастический. Насколько он удался, судить читателям. Однако примите к сведению, что развязка мне удалась точно. Настолько, что ее у меня украли несколько рассказов и по меньшей мере два фильма.

Написан в 1955 г., опубликован в 1956 г.

В тот вечер, подходя к дому, я миновал двух девочек, с серьезным видом стучавших мячиком о мостовую в такт древней считалке. Должно быть, у меня губы побелели, – с такой силой я стиснул зубы, в правом виске с барабанным грохотом пульсировала кровь, и я вдруг понял: что бы ни случилось, я не в силах сделать ни шага, пока они не допоют ее до конца:

Стоило девчонке допеть последнюю ноту, как я снова ожил. Я отпер ключом замок и поспешно закрыл за собой дверь. Потом зажег свет везде: в прихожей, на кухне, в библиотеке. А потом долго-долго расхаживал по комнатам – до тех пор, пока дыхание мое не успокоилось, а жуткое воспоминание не убралось прочь, затаившись в какой-то глубокой расщелине моей памяти.

Этот стишок! Что бы там ни говорили мои друзья, я вовсе не ненавижу детей. То есть ни капельки не ненавижу… но с чего это они вдруг запели эту дурацкую песню? Как раз тогда, когда я проходил мимо? Словно эти мелкие мерзавки знали, что она делает со мной…

Сариетта Хоун поселилась у миссис Клейтон после смерти ее родителей в Вест-Индии. Ее мать приходилась миссис Клейтон сестрой – единственной; у ее отца, колониального чиновника, родственников вообще не нашлось. Вполне естественно, ребенка отослали по морю в Ненвилль, к моей домохозяйке. Ее записали в ненвилльскую начальную школу, где я преподавал математику и естественные науки, – в дополнение к английскому, истории и географии, за которые отвечала мисс Друри.

– Эта маленькая Хоун совершенно невозможна! – мисс Друри вихрем влетела в мой класс в начале утренней перемены. – Она просто уродка – наглая, отвратительная уродка!

Я дождался, пока гулкое эхо ее пронзительного голоса стихнет в пустой классной комнате, и удивленно поднял взгляд на ее монументальную, в лучших традициях викторианской эпохи фигуру. Туго стянутый корсетом бюст вздымался как после долгой ходьбы; тяжелые юбки с каждым шагом хлопали ее по лодыжкам. Она остановилась перед доской. Я откинулся на спинку стула и заложил руки за голову.

– Будьте добры, мисс Друри, выбирайте выражения. Последние две недели я был слишком занят подготовкой к четверти, поэтому не успел приглядеться к Сариетте. У мисс Клейтон нет своих детей, так что, когда девочка приехала в прошлый четверг, она встретила ее со всем присущим ей радушием. И она не потерпит, чтобы Сариетту наказывали так… так… ну, как вы поступили неделю назад с Джоем Ричардсом. И, если уж на то пошло, попечительский совет тоже этого не потерпит.