Михаил Михеев - Т-34 [litres]

Те несколько секунд, которые потребовались танкам, чтобы добраться до позиций артиллеристов, у тех еще оставался шанс остановить даже шедевр советской технической мысли… Порвать гусеницу, разбить приборы наблюдения, заклинить башню, повредить орудие… Да мало ли, на самом деле, слабых мест у танка! Выбить его массированным огнем – это под силу и двадцатимиллиметровым снарядам. Но не в этом случае – точность тут ничего не решала, а статистику, по которой хоть что-нибудь достигнет цели, они набрать попросту не успели. И бросились прочь, когда танк ревущей стальной глыбой влетел на их позицию, смял одно из орудий, второе, уперся в бруствер и остановился, беспомощно ворочаясь. Заставить себя разогнуться и вывести танк из ловушки Хромов сумел не сразу. И к тому моменту все было уже кончено.

За то время, которое дала им расстреливаемая в упор головная машина, остальные успели прорваться к немецким позициям и взяли их в пулеметы, в упор. Артиллеристы восьмидесятивосьмимиллиметровых зениток практически ничего не успели сделать. Лишь наводчик последнего орудия, наплевав на все, выстрелил в тот момент, когда идущая правой «тройка» самым краем влетела в прицел. Храбрецам везет, он попал, но снаряд лишь сорвал надгусеничную полку и перебил саму гусеницу. Он даже не успел взорваться – хлопнул где-то в воздухе, далеко позади.

Танк до позиций не дошел, но это уже ничего не решало. Бронетранспортеры в упор поливали немцев из пулеметов, «тройка» тоже не отставала, и расчеты орудий попросту смело. Почти сразу на позиции, ощетинившись автоматным огнем, полезла чуть отставшая пехота, выбивая немцев из траншей, закидывая их гранатами и засыпая пулями расчет зениток, оказавшихся в стороне от места прорыва. Затем подоспели бойцы Мартынова, и бой превратился в побоище, жестокое и молчаливое. Места для пленных в нем не оставалось.

Этот день получился самым кровавым с момента, когда их маленький коллектив появился в прошлом. Потеряли больше людей, чем за все время пребывания здесь. Только что мощное соединение фактически перестало существовать. Уцелели всего четыре танка – Т-34, две «тройки», включая захваченную Хромовым, и «четверка» самого Мартынова. Ее фрицы пробили; кстати, Вострикова осколками посекло знатно. Жить будет, но лечить придется долго, а местные лекарства все же слабоваты. Два бронетранспортера… В живых осталось не более восьмидесяти бойцов, из них половина с ранениями разной степени тяжести. Около раненых хлопотала Светлана Александровна, и по ее измученному лицу видно было, что выживут не все. Единственный плюс – уцелели бензовозы, грузовики, пленные механики, медицинский фургон, практически вся артиллерия. Ну и трофеи. Шесть неповрежденных «ахт-ахта», десять двадцатимиллиметровых зениток, винтовки, автоматы, пулеметы, боеприпасы… Ресурсов – на полк, не меньше. Опять же, захватили на аэродроме пару грузовых «опелей», четыре бензовоза той же фирмы, а главное, несколько цистерн с бензином, так что есть, чем заправляться. Только вот не слишком ли велика цена?

Но больше всего Хромова впечатлили не горы трупов и не жженая техника. Этого он насмотрелся уже. Самое жуткое впечатление на него произвела лобовая броня его собственного танка, вся покрытая мелкими оспинками-вмятинами. Будто какой-то пьяный великан вздумал заниматься чеканкой, право слово. Получился такой шедевр сюрреализма, что любой восточный мастер сдохнет от зависти. Сергей попытался их пересчитать, но уже на второй сотне безнадежно сбился. Да уж…

Правда, серьезных повреждений зенитки танку нанести не смогли. Не тот калибр. Единственно, заклинило крышку люка – выбираться пришлось через башню – и вдребезги разбило расположенный на ней перископ. Плюс ствол пулемета в шаровой установке на лобовом бронелисте загнуло аж под девяносто градусов – мелочь. Впрочем, немцы-механики, испуганно оглядываясь на злого донельзя Сергея, обещали все исправить быстро-быстро. Крышку люка – с помощью кувалды и какой-то матери. Кстати, русский мат уже освоили в совершенстве, молодцы. Так, глядишь, и вообще обрусеют. Пулеметов у них в достатке, а если что, с подбитого танка снимут. Да и прибор наблюдения установить новый, немецкий, тоже с подбитого танка. Как это у них получится, оставалось лишь гадать, но если сумеют – это хорошо. Из стандартного видно совсем паршиво.

Так что они возились возле танка, а Сергей, привалившись к покосившемуся фюзеляжу полуразбитого самолета, мрачно наблюдал за ними. Адреналин схлынул, но спать, несмотря на навалившуюся усталость, не хотелось совершенно. Режим с этими дневками-ночевками сбился в хлам, вот и выдавал организм непонятную реакцию. Оставалось думать, подсчитывать потери да рисовать в голове не слишком радужную картинку.

И Кириленко погиб. Вот уж не думал Хромов, что исчезновение спорщика-оппонента, с которым жестоко цапались не раз и не два, окажется таким неприятным сюрпризом. Но погиб их комсомольский вожак, сгорел в танке, прикрывая его броней вытаскивающих раненых красноармейцев. И отбивался до тех пор, пока не рванули баки, превратив машину в гигантский костер… Сергей ловил себя на мысли, что вряд ли смог бы так же, не на мощно забронированной «тридцатьчетверке», а в допотопном БТ, встать между людьми и вражескими пушками. И до последнего вести огонь из уже горящего танка. Может, из таких комсомольских лидеров в будущем и вырастут олигархи, но сейчас из них уже родились герои.

Именно в этот момент к нему и подошел Мартынов. Был у него какой-то вопрос, но Сергей опередил. Просто повернулся и спросил:

– Скажи, зачем все это надо было?

– Что именно?

– Зачистка аэродрома, вот что. Самолеты вы уже пожгли, инфраструктуру уничтожили, полосу капитально испортили. Все, нет у них больше аэродрома, а что кто-то уцелел – так и хрен бы с ними. Зачем было лезть, гробить людей?

– Самолеты уничтожили, а пилоты? Их подготовка дороже, а главное, дольше, чем производство любого бомбардировщика.

– Верю. Но риск был чрезмерным. Александр Павлович, я понимаю, ты опытнее меня и все такое, но не верю я, что дело того стоило. Этих фрицев все равно отправили бы в тыл, так что…

– Ладно, успокойся, – прервал его гневно-усталую тираду Мартынов. – Увлекся я, увлекся, доволен? И потом, вечно забываю о разнице подготовки солдат местных и… наших. Там бы справились без проблем.

Повернулся и ушел. Затем вернулся и уже другим тоном, спокойным и сухим, предупредил, что сразу по окончании ремонта, похорон убитых и погрузки всего, что можно, аэродром запалят и будут уходить обратно в леса. Здесь их рано или поздно обнаружат и уничтожат, а там стоит попробовать учинить неудавшийся ранее прорыв в тыл противника. Дубль два, так сказать. Что же, может, он и прав…