Дмитрий Григоренко - Сегодня никто не умрет [litres]

Блокпост не изменился. Казалось, он живет в другом потоке времени и десяток лет для него всего лишь месяц. Как в самом начале моей службы нас привозили сюда на устрашение, так все и осталось. То же приземистое здание с законопаченными щелями, служащее хорошим укрытием во время Всплеска. Бетонные блоки с двух сторон, перегораживающие дорогу из цивилизации. Бастион, защищающий от мутантов Зоны. А мутанты разные бывают. Один кровохлеб чего стоит, здоровая тварь. Правда, страшнее всего мутанты на двух ногах и с автоматом наперевес. Сталкеры, бандиты…

– Нам надо свернуть за тот пригорок, – сказал начальник патруля.

– Тебе надо – ты и сворачивай, – проворчал Махлюков.

Второй раз я был в Зоне и второй раз удивлялся, как менялась погода. Мы еще даже на сто метров не отдалились от блокпоста, а холодный ветер уже начинал толкать меня в спину. Как будто здоровался, ликуя, что вернулся старый знакомый. Или должник, которого долго искали.

Трава под ногами сопротивлялась вторжению. Да, раньше, говорят, тропинка вытоптанная была – настолько много контрабанды туда-сюда ходило. Сталкер в Зону, сталкер из Зоны. Командир части прикрыл лавочку, чем обидел многих людей. И не только в Зоне, а и за ее пределами.

– Слышь, Кузьма, а че там было? А? – спросил Баранов. Мы, оба грязные, словно шахтеры из забоя, двигались вместе: гениальная идея посетила лобастую голову полковника, и теперь мы с Барановым шли, скованные одной цепью. Наручниками.

«Интересно, откуда в нем это? – думал я про Махлюкова. – Он же не следователь, а простой балабол… Нет, не простой. Умный балабол. Хитрый». Нас к зданию колхоза вели трое военных: начальник патруля и солдатики. Так далеко они ходить не любили. Я усмехнулся. Далеко – значит, минут десять быстрой ходьбы. Так в Зоне никто не ходил, если не по чистой, проверенной дороге. Я понимал патрульных: они отсыпались перед ночным дежурством, когда нужно было усиленно контролировать границу, а тут нежданчики приехали. И вести их надо вглубь, а они привыкли патрулировать вдоль границы. Вдоль!

– Кузьма, чего молчишь? – дернул меня Баранов.

Я пытался понять, зачем нам надо идти за пригорок, одновременно рассматривал окрестности, поэтому ответил односложно:

– Думаю.

– О чем? Срок светит большой?

Чем мне нравятся простые люди, так это тем, что они могут спокойно подойти и начать обсуждать с тобой личные проблемы. Мои личные проблемы. Например, старушки на скамейках во дворе, которые начинают спрашивать: а что это за девочка к тебе приходила? Или на работе: а сколько ты получаешь? а твои родители сколько? а почему так мало?

Я, наверное, воспитан как-то неправильно. Меня учили быть вежливым. Поэтому на подобные вопросы я сначала отвечал, потом отшучивался. Теперь просто спрашиваю: для кого информацию собираешь? После такого больше не лезут с вопросами. И не общаются больше.

– Сколько бы ни светило – все мое, – сказал я. Намек Баранов понял, замолчал. Я же наконец-то разобрался, в чем суть спора старших.

– Я хотел могилку показать. Сталкера того, которого собаки порвали перед Всплеском. Или он их порвал, если точнее выразиться. – Начальник патруля напряженно держал автомат в руках.

– Так закопали уже, что мне смотреть?! – возмущался полковник.

Мы с начмедом переглянулись. Поняли друг друга без слов. Мы, как бульдозеры, не замечая преград, ринулись за пригорок. Я потянул за собой Баранова.

Сержант оказался тяжелым. А когда он еще и уперся своими копытами, так и вообще…

– Ты куда?! Нам туда нельзя!

– Давай, Ренат, надо на могилке побывать. – И добавил: – потом расскажу, что в больничке случилось.

То ли уговорил я его, то ли совпало с решением полковника, но мы все же двинулись к пригорку. «Интересно, если я уговорил Баранова, то чем могу заинтересовать Махлюкова? Информацией про пахана Гунча? Так я ничего крамольного про него не знаю. А может, выложить все как было, про истинные цели бандитов, найти сталкера Крадуна? Про блокнот?

Нет, эту информацию я сплавлю начмеду. Ему доверия больше, да и странный Батя пока никак не вписывался в привычное течение. Так бывает, не укладывается симптом в общую картину заболевания, начинаешь думать, раскручивать. Тяжело, долго, но потом оказывается, что именно этот симптом указывает на причину недомогания. А правильный диагноз – это половина лечения».

Пригорок защищал деревянный крест от ветра и посторонних взглядов. Да и сам крест был небольшой, словно игрушечный, еще не успел затереться под дождями и светил желтыми боками.

– Так, останки выкопаем и отвезем на судмедэкспертизу, – вальяжно объявил воспитатель.

– Так я ж рапортовал, вы сами сказали, приберись… – начал было начальник патруля, но не закончил – с такой злостью посмотрел на него Махлюков.

«Странно получается, – подумал я. – Пока Крыса ходил в дезертирах, дело и не собирались раскачивать. Впаяли бы ему срок или по-тихому спустили на тормозах… А тут из Крысеныша поперло, и полковник почуял запах новой должности. Не зря он в больнице к главному милиционеру приставал».

Мы приблизились к холмику свежевырытой земли. Присели возле могилы. Я потянул за собой Баранова, и он, недовольно сопя, примостился рядом.

– Трофимыч, вот и сбылось твое желание: похоронен в Зоне, – печально сказал начмед.

Баранов открыл рот, чтобы спросить, откуда капитан знает сталкера, но я толкнул парня в бочину.

– В свое время Трофимыч, когда был вечно молодой и вечно пьяный, ходил к ЧАЭС. Не добрался самую малость, но рассказывал потом много интересного. И однажды признался, что тут его дом, тут его крепость.

Начмед взял кусочек земли, начал мять в руках. Мне показалось, молчать негоже. Надо было сказать пару слов, сталкер заслужил эту малость.

– На Болоте тварь на нас напала. Здоровая, кровожадная. Я думал, умру от страха, а потом обделаюсь. Именно в такой последовательности, – начал я хриплым голосом, – а потом появился Борис. Я тогда имени его не знал. Трофимыч и Трофимыч. Так он засунул твари ствол ружья глубоко в глотку и выпустил ей мозги на свободу.

Ветер недовольно таскал траву, играясь с ней. Я отломал травинку, откусил. На счастье. Горько.

Баранов не выдержал, почувствовал момент.

– Я это… не знал его. Но знаю другое. Сталкеров обычно просто закапывают и даже табличку не вешают. Да… А ему крест поставили. Значит, заслужил…

Сержант замолчал. Я заметил, что он, когда волнуется, говорить начинает как-то сбивчиво, путано. Нет, Ренат не был дураком, это точно. Кругозор у него был широк, я бы даже сузил. Обычно те, кто поначалу воспринимал его как обычного качка, потом очень жалели.

Приблизился начальник патруля, услышал слова Баранова.