Кирилл Клеванский - Сердце Дракона. Том 11 [СИ]

Их чириканье, сперва похожее на пронзительный крик птицы, вдруг громыхнуло самым сильным и яростным ударом грома, который только слышал в своей жизни Огнешь.

Кровь потекла из его ушей.

Задрожали стены Сухашима.

Вспенилась морская вода и огромный волны хлынули на берег, чтобы разбиться о фигуры орков, что-то вопящих и потрясающих оружием.

А затем, когда все на мгновение стихло, то Огнешь увидел лишь застывшего в прыжке белого волка и рассекшего его белую молнию.

Он не то что не увидел и не смог почувствовать стремительного рывка Безумного Генерала. Но несколько секунд его разум отказывался осознавать того, что Безумный Генерал переместился с одного каменного клыка, на другой.

Он медленно убирал меч в складки одежд, сформировавших ножны.

За его спиной изнутри огромного белого волка падал на землю пронзенный мечом орк. И кроме одной, маленькой раны прямо на сердце, казалось, не было ни одного другого видимого глазу повреждения.

А затем, еще до того, как орк коснулся земли, над поединочным кругом, вдруг, расправил крылья огромный дракон.

Сотней метров в длинную, десять в ширину он вытянулся куда-то на восток и устремился в полете полным хищной красоты и ярости.

Он рассек огромные волны цунами. Его крылья - жгучие молнии, испарили воду в море до такой глубины, что только через два удара сердца кипящее море смогло закрыть обнаженное дно.

Но полет дракона не остановился.

Его тело - потоки синего ветра, похожие на меч, пронзили десятки километров, а затем, где-то над землями Ласкана, они взорвались смерчем, разорвавшим землю и облака.

И, когда все стихло, Огнешь смотрел на то, как Безумный Генерал, сидя на земле, держал орка. Он прижимал его к груди, удерживая в полусидячем положении.

- Скажи… брат мой… я сражался… достойно? - Степной Клык говорил медленно. Чавкая и с трудом размыкая губы.

Хаджар проглотил комок в горле.

- Достойнее, чем кто бы то ни был, брат мой.

- Это… хорошо… значит, предки… примут и… простят.

- Они будут горды тобой, - Хаджар прижимал к себе Степного Клыка так сильно, будто надеялся, что сможет удержать тлеющую жизнь в теле старого друга. - И тысячи лет о тебе будут петь песни свободные охотники. И слава степных орков никогда не угаснет. Пройдет сотня эпох, но о вас будут помнить.

- Да… - протянул Степной Клык. - окажи мне… последнюю услугу… брат…

- Какую?

Степной клык взглядом указал чуть дальше на северо-восток. Туда, где находились его родные степи.

- Не хочу… умирать… так… лежа… не видя дома… помоги встать.

Хаджар, вновь проглотив тугой ком, поднялся. Он потянул Степного Клыка на себя. И орк, с пронзенным сердцем, лишь одной волей и целеустремленностью удерживая жизнь в теле, поднялся.

Опираясь на Хаджара, он, прикрыв глаза, подставил лицо рассветному солнцу. И лучи, горячим дождем упавшие на снег, окрасили его самым ярким золотом.

Золотом Ласканских степей.

- Любовь моя… - прошептал последний потомок первых орков. - сын мой… я… до…

Степной Клык вздохнул последний раз и жизнь покинула его. Но когда Хаджар отодвинулся, чтобы уложить мертвого брата на землю, тот остался стоять.

Его жизнь покинула тело, но воля осталась. Воля, которая не позволила свободному охотнику умереть лежа.

Лишь стоя.

Как завещали предки.

Хаджар, встав рядом, поднял в небо меч. И рев дракона разнесся на многие километры вокруг:

- Mok’tan Senh’ad!

И миллион орков, подняв оружие, вторили этому реву:

- Mok’tan Senh’ad!

Еще долго над равнинами разносилось:

- Mok’tan Senh’ad!

В золотых землях бескрайних степей паслось стадо оленей. Внезапно они побежали в разные стороны. Но один из них не успел.

Ему в шею вцепился большой белый волк. Уложив еще дрожащую добычу на землю, он грозно рыкнул.

Из травы, шурша и поскуливая выбрался маленький волчонок – точная, только миниатюрная, копия своего отца.

Большой волк взглядом темных, теплых глаз, будто говорил:

- “Смотри и учись, сын мой”.

Генерал Декой Шувер, к радости многих придворных и аристократов, выглядел уставшим и слегка постаревшим. Его кожа стала суше и несколько более серой, пальцы иногда дрожали, а узловатые суставы торчали скальными буграми.

Теперь он немного прихрамывал. Но не от боли, а от глубокого истощения. И только маслянистый взгляд давал понять, что Декою, в целом, все равно, что о нем думают люди - он просто хотел отдохнуть.

В идеале - развестись.

Но вряд ли Его Императорское Величество позволит Декою избавиться от этой… этого… существа. Хотя, стоило отдать должное, оно знало как доставить мужчине в постели наслаждение столь высокое и чистое, что кроме него уже ничего больше не захочется.

Совсем как наркотик из черного лотоса, который наемники Чужих Земель втирают себе в десны, чтобы не знать усталости и страха в бою.

С этими мыслями, мыслями об утехах со своей женой (если так можно было назвать нечеловеческое создание) - Летицией Шувер, глава тайной канцелярии зашел в рабочий кабинет Императора.

В коридоре, как всегда, ждали аудиенции десятки самых разных персон.

Шувер улыбнулся.

Он знал, что большинству из них, сколько они не регистрируйся у секретаря, не ожидай свои очереди, а на аудиенцию не попасть. Самое парадоксальное, что это осознавали и сами ждущие.

Они приходили сюда уже вовсе не для встречи с Императором, а с теми, кто как и они, так же ожидали своего часа короткой беседы с правителем Дарнаса.

Около кабинета Императора, как знали все в столице, сватались династические браки, ссорились роды дворян и аристократии, заключались крупные торговые сделки и тому подобное.

Серпентарий, не иначе.

Внутри же кабинет Моргана Бесстрашного выглядел точно так же, как и всегда. Шкаф, стол и огромные кипы бумаг, пергаментов и табличек из различных материалов.

У окна, спиной к оному, сидел Морган. В простых, но дорогих одеждах, с подвязанными волосами и короной, повешенной на подлокотник его рабочего кресла.

Он внимательно вчитывался в один единственный документ, лежащий на его столе. И, судя по печати корпуса Стражей, документ принадлежал руке Балигора Стойкого - относительного родственника Моргана.

Относительного, потому что кровной связи между ними, а единственный мост связывающий Великого Героя и Императора помимо долга, была жена самого Императора, которая являлась сестрой Балигора.

Отношения между Стойким и Бесстрашным, на памяти Шувера, складывались по разному. От глубокой, чистой вражды, до дружбы и взаимопонимания.

- Декой, - не отвлекаясь от документа Морган указал на стоящий перед столом стул с ситцевой сидушкой, а затем поднял бокал с алой жидкостью и немного оттуда отпил.