Владимир Поселягин - Охотник: Охотник. Зверолов. Егерь [сборник]

– Всё, больше нет никого, – тяжело дыша, выдохнул он. Мы осторожно положили этот рассыпающийся в руках бетонный обломок и стали заниматься пострадавшими. К мальчишке я даже не подошел, мельком глянул и отвернулся, открывая чемоданчик рядом с девушкой, которую я принял за ребенка из-за тонкой кисти. У мальчишки была черепно-мозговая травма, не совместимая с жизнью. Проще говоря, если он даже жив, в чем я лично сомневаюсь (вон и сержант, проверив по моей просьбе пульс, только отрицательно покачал головой), всё равно ничего не сделаю. Знаний для таких травм маловато.

А вот за девушку я еще могу побороться. Кроме перелома руки и черепно-мозговой травмы, у нее еще было проникающее ранение груди – обломок арматуры ударил под ключицей, и из раны текла кровь.

Сержант остался со мной, а мужик убежал вниз к полыхающей открытым огнем машине. Саму я ее не видел, но языки пламени с моего места видны были. Надеюсь, этот ушлепок сгорел заживо. Дед ушел к нашей машине, а мы с сержантом боролись за жизнь девушки.

– Держи на ране, пока я артерию не пережму, – держа в руках хирургический зажим, велел я гаишнику. Тот свёрнутым в тампон бинтом перекрывал рану, пытаясь остановить кровотечение.

– А остальное? – спросил он. Другие раны действительно выглядели страшно.

– Кровотечение в данный момент самое страшное… фу, всё, остановил.

– А что это она странно дышит? – прислушался тот, пока я готовил инструмент и поливал спиртом руки. Та действительно с заметным трудом дышала и булькала горлом.

– Поломанные ребра легкое пробили, оно кровью заполняется. Если в течение часа не доставить на хирургический стол, у нее нет никаких шансов.

Мельком глянув на шум приближающегося чего-то тяжелого, увидел автобус и велел сержанту:

– Тормози автобус, узнай, есть ли там врачи, а то я студент, учусь еще. Знаний маловато.

– Понял, – вскакивая на ноги, ответил он. – Я сейчас!

Сержант убежал, а в это время из оврага выбрались чумазый лейтенант и его помощник, хозяин запорожца. Судя по отчетливому запаху горелого мяса и продолжавшим вырываться языкам пламени над краем оврага, потушить машину они так и не смогли.

Оглядевшись, тот посмотрел в сторону остановившегося автобуса и удивленно на меня.

– Будет жить? – спросил у меня подошедший лейтенант.

– Шансы, несмотря на страшный вид, есть. Но чем дольше тянем, тем их меньше, – вымыв от крови руки спиртом, ответил я, после чего, используя остатки материала, продолжил перевязку. Когда я бинтовал голову, от автобуса в сопровождении сержанта подбежал пожилой кряжистый седоусый мужчина лет пятидесяти – пятидесяти пяти на вид. Тот сразу, можно сказать с ходу, включился в работу.

Обмениваясь фразами чисто медицинского толка, мы одновременно с работой прощупали друг друга. Его удовлетворили мои знания для студента второго курса (на третий я только собираюсь поступать), я же наблюдал за работой опытного сельского фельдшера на пенсии Степана Никифоровича Степанова, в войну бывшего ротным фельдшером. Используя фактически всё, что у меня было, мы смогли закончить с основной работой, включая наложение импровизированных лубков из подручных материалов. Даже голову зафиксировали на доске, привязав ее вместе с телом. Мало ли, спина повреждена? К этому времени милиционеры смогли с помощью водителей остановившихся машин собрать носилки с помощью двух палок, срубленных в лесу, и куска брезента, и раненую и погибшего мальчика погрузили в почтовую машину, которая ехала в сторону ближайшей районной больницы. Сержант остался у места происшествия, лейтенант же поехал на мотоцикле сопровождать почтовую машину. Заодно сообщить о происшествии и известить все службы.

Степан Никифорович уехал сопровождать раненую, не забыв свои вещи из автобуса, которые ему принес водитель. А я стал собирать инструмент, убирая его в чемоданчик.

– Весь измарался, – сочувственно сказал сержант, поглядывая, как водители-добровольцы, используя ведра и лопаты, закидывают все еще дымящуюся машину землей и песком. Воды рядом не было.

– Да ничего, у меня в машине канистра с водой, отмоюсь и переоденусь. А одежда на выброс, уже не отстираешь. – Шелкнув запорами чемоданчика, я спросил: – Что там с этим лихачом?

– Сгорел, так и не смогли вытащить.

– Он что, живой был? – удивился я.

– Да, когда мы подъехали, еще кричал. Потом замолк. Бак, похоже, полный был, вытекать начал, ну и полыхнуло, – обернувшись, добавил: – Всё еще потушить не могут, машину почти надвое разорвало, а всё еще горит. Думаю, в багажнике канистры были с бензином.

– Наверное, пьяный был, раз так гнал. У меня на глазах чуть в полный автобус на обгоне не врезался. Думал догнать да морду набить.

– Теперь уже не узнаем, пьяный он был или нет, – вздохнул сержант.

– Это да. Кстати, похоже, не простой человечек был.

– Почему вы так решили? – заинтересовался сержант.

– Он меня в гору на сотне обошел, и это на «Победе». Не родной движок там стоит, будь уверен.

– Товарищ лейтенант записал госномера машины и отправит телеграфом данные по погибшему, так и узнаем.

– Ну, это ваши дела.

Развернувшись, я направился обратно к машине. Поставив слегка перепачканный чемоданчик рядом с багажником, я нашел канистру и позвал деда. Нисколько не стесняясь, я разделся до трусов и, бросив испорченную одежду под ноги, велел, наклоняясь:

– Лей.

Почти сразу на спину полилась слегка теплая вода, что я набрал перед выездом. Наблюдая, как по каменистой обочине, пузырясь, течет розоватая вода, я мысленно костерил лихача-полудурка. Мало того что свою жизнь сгубил, так поломал еще двоим. Одному навсегда, другой – даже не знаю.

– Хватит. Чистый уже, – сказал дед, опуская канистру. – В одежде вещи какие есть?

– Мелочь только. Документы под козырьком в машине, – отряхиваясь от капель, ответил я. После чего взял рубаху и, намочив часть, где она была чистой от брызг крови, отмыл чемоданчик-аптечку.

Достав из чемодана свои вещи, я переоделся в шорты и футболку с рукавами. Подобрав испорченную одежду, выгреб всё из кармана и зашвырнул ее подальше в кусты.

– Садись, сейчас поедем, – велел я деду, который убирал канистру в багажник.

Перебежав дорогу шлепая сандалиями (обувь я тоже отмыл), подошел к сержанту и спросил:

– Я тут нужен?

– Да нет. Огонь стихает, вон уже и дымит меньше. Спасибо за помощь, – козырнул он, после чего протянул руку.

Пожав ее, я ответил:

– Не за что. Всего хорошего.

Вернувшись в машину, я запустил успевший слегка остыть мотор и сказал гагаринское:

– Поехали.

Как ни странно, но успели мы вовремя. Хотя начало темнеть, но мы уже въехали в город и остановились у гостиницы, где были заранее забронированы номера.