Александр Пономарёв - Терракотовое пламя [litres]

Всё время, пока профессор говорил, Настя не сводила с меня глаз. Она словно ощупывала меня взглядом, в котором явственно читалось густо замешанное на недоверии любопытство.

Я тоже смотрел на неё, пытаясь найти знакомые черты. Раз я её сын, если верить Семакину. Правда, у меня в голове не укладывалось, как такое возможно. Настя мне говорила, что её мальчику не было и пяти лет, когда он пропал из лаборатории. Раз мне уже за двадцать, по любому выходило, что мы не можем быть родственниками.

Семакин правильно понял нашу игру в гляделки:

– Никак не можете понять: правду я говорю или нет? Мне тоже сложно было признать, что я искал малыша, тогда как тот давно уже вырос. Вероятно, в момент перемещения твоего сына сюда образовалась временная петля. Потом четвёртое измерение наших миров опять синхронизировалось, но в Зоне к тому времени прошло почти двадцать лет. Впервые я заподозрил, что гоняюсь не за тем, за кем нужно, когда приборы зафиксировали кратковременное излучение альфа-ритмов мозга Колдуна. Сигнал шёл с передатчика, установленного внутри изготовленного специально для него бронекостюма. Я сделал этот комбинезон, чтобы сканировать мозги твоего муженька, милочка. А потом, на основе полученных данных, собрал ещё одно хитрое устройство. С его помощью я и заставил Колдуна сделать правильный выбор [3].

– Как можно называть себя другом, втереться в доверие, а на самом деле использовать ничего не подозревающего человека для своих гнусных целей? Неужели тебя совесть не мучает?

– Ни капельки, – хохотнул Семакин и помотал головой. – Я делал это ради науки. Как гласит один из девизов ордена иезуитов: «Финис санктификат мэдиа», что в переводе с латыни означает – цель оправдывает средства.

– Мерзавец! – прошептала Настя, прикрыв рот ладошкой.

Пока они так пререкались, я пытался вспомнить, когда и где это произошло. Семакин сказал, что сигнал был кратковременный, значит, комбинезон я просто примерил, а не носил постоянно.

В памяти вдруг всплыл «Светлый». Кто и когда решил устраивать в лагере подобные развлечения, мне было неизвестно. Я знал лишь, что разыгрывают вещи погибших сталкеров. После появления некролога в сети Бобр выжидал неделю – на случай, если Админ опять накосячил и дал непроверенную информацию в эфир, – а потом брал помощников и вместе с ними стаскивал в подвалы «Касты» невостребованное имущество.

По правилам «Светлого» никто не мог забрать запасные комбинезоны, оружие, боеприпасы и прочий скарб несчастных, кроме бармена. За нарушение установленного распорядка виновных строго наказывали и навсегда закрывали доступ в лагерь. Об этом меня сразу предупредил Степаныч, предварительно проведя регистрацию и первичный инструктаж, как того требовал устав поселения.

Задумка оказалась удачной. На момент проведения лотереи в лагерь отовсюду стекались сталкеры, в разы пополняя бюджет городка (выручка за проданные билеты шла на содержание и благоустройство территории) и принося прибыль бармену, так как счастливчики и проигравшие не жалели денег на выпивку после мероприятия. Одни щедро обмывали выигрыш, другие напивались с горя, ведь каждый из них мечтал почти задарма получить хороший комбез или прокачанный артами ствол стоимостью в разы больше клочка бумажки с цифрами.

Меня тогда ещё коробило от мысли таскать на себе снарягу жмуриков или стрелять из их оружия, поэтому я не участвовал в лотерее.

В тот день Бобр стоял за прилавком, сверяя список участвующих в ежемесячном розыгрыше вещей с фактическим наличием добра на складе. Добровольные помощники из числа постоянных жителей лагеря громко выкрикивали номер и наименование лота, а бармен ставил галочки напротив нужной строки.

– Чего тебе, сталкер? – недовольно буркнул он, когда я подошёл к стойке. Поставив жирную галку обгрызенным сверху карандашом, Бобр поднял голову. – А-а, это ты. Извини, по шагам не узнал. На вот, держи. – Он вынул из-под прилавка две толстые пачки замусоленных денег, туго перетянутых банковскими резинками, расплачиваясь за выполненный недавно заказ.

Я сгрёб деньги с поцарапанной столешницы барной стойки, сунул в карманы комбинезона.

– Купи билеты. У меня тут завалялось немного. – Бобр жестом фокусника извлёк из-за спины веер из косо нарезанных бумажек с криво начертанными буквами «ЛАТИРЕЯ», под которыми стояло произвольное число.

– Не, спасибо, – я помотал головой, достал из кармана пачку денег, вытащил из неё две купюры и положил перед барменом: – Я лучше яичницу из полдюжины яиц, хлеб, холодное мясо и банку энергетика куплю.

– Рябой, обслужи клиента! – крикнул Бобр на кухню, откуда доносился громкий стук отбивного молотка. Похоже, там вовсю готовились к будущему наплыву посетителей.

Прикрывающая вход в подсобку засиженная мухами ситцевая шторка чуть сдвинулась в сторону. В просвете между деревянным косяком со следами белой облупившейся краски и грязной тряпицей показалась вихрастая голова помощника с изуродованным кислотной аномалией лицом. Бобр повторил ему мой заказ, а когда тот кивнул, мол, всё понял, и ринулся выполнять волю хозяина, повернулся ко мне:

– Может, передумаешь? Сегодня хорошие лоты разыгрываем. Не пожалеешь.

Я снова помотал головой.

– Ну, не хочешь, как хочешь. – Бобр пожал плечами, а потом вдруг поманил меня пальцем, навалился локтем на стойку и прошептал мне на ухо: – После лотереи будет ежегодный розыгрыш главного приза. В нём участвуют только новички «Светлого», ты в их числе. В следующем году побороться за приз не получится. Мой совет тебе, парень, – не отказывайся. Другого шанса не будет.

Бармен подмигнул мне, словно говоря: «Я тебя предупредил», хлопнул ладонью по доскам стойки и повернулся к копошащимся на складе помощникам:

– Ну что вы там, готовы? Тогда выносите всё на улицу.

Он ещё раз подмигнул мне, приветливо улыбнулся и потопал в служебное помещение, где его гвардия загремела оружием и зашуршала тканью комбинезонов.

Я занял место напротив приоткрытого окна, откуда хорошо просматривалась площадь с заполонившими её сталкерами. Они образовали широкий круг и шумно обсуждали вынос из закромов «Касты» имущества для розыгрыша лотереи.

Из кухни в зал выскользнул Рябой. В одной руке он нёс доску с разделанным на несколько частей куском холодного мяса и нарезанной на толстые ломти буханкой чёрного хлеба. В другой держал обмотанную замызганной тряпицей ручку чугунной сковороды, в которой скворчал и брызгал горячим маслом крупный блин яичницы с шестью подёрнутыми бледной поволокой глазами желтков.

Рябой сгрузил ношу на стол, причём горячую сковородку поставил прямо на покоробленный пластик столешницы без всякой подложки. Достал из одного кармана грязного передника жестяную банку с бодрящим напитком, из другого вынул замотанные в бумажную салфетку вилку и нож. Свалил всё это рядом со сковородой, буркнул: «Приятного», – и скрылся на кухне, откуда вскоре опять донёсся стук деревянного молотка.