Сергей Панченко - Вода: Наперегонки со смертью.

Родителям малыша пришлось покинуть кафе, ребенок не хотел успокаиваться.

– Карл умеет расположить к себе с первого взгляда, – произнесла Маша. Пес посмотрел на нее, сглотнул и дальше принялся за еду.

– У него это врожденное, животный магнетизм. В противоположность мне.

Маша восприняла последнюю фразу, как попытку Кирилла пробить почву на предмет симпатии.

– Да вы оба, очаровательные, – она прямо посмотрела в глаза Кириллу. Парень выдержал ее взгляд не больше секунды, после чего смутился.

– Блин, Карл, не думал, что ты станешь мне конкурентом, – Кирилл заглянул под стол.

Мопс вылизывал пустую тарелку, шумно гоняя ее по полу. В кафе вошел Черных, нашел глазами Кирилла и Машу и подошел к их столику.

– Закругляйтесь, мы покидаем аэропорт, – у начальника лаборатории голос был взволнован.

– А куда? – спросила Маша.

– На корабль, на десантный. Они срочно отправляются на Родину и нас возьмут.

– Вы чего-то не договариваете? – Маша хорошо знала своего начальника.

– Надо спешить. Сверху сообщили, что политическая ситуация очень накалилась и нам надо успеть вернуться. Арабы сбили пять гражданских самолетов, причем два израильских, там и так все время тлеет, а теперь и предлога не надо, чтобы полыхнуло. Индийцы сбили китайский самолет, те в ответ затопили какой-то корабль. Ой, чую, ситуация будет только ухудшаться.

– А мы разве влезем все в бронетранспортеры? – спросил Кирилл.

– Из города наняли автобус через консула. Сейчас прибудет.

– Кто платит?

– Кто, кто, страна. Давайте, соберемся в кучу и будем ждать автобус.

– Мы уже закончили, – Маша встала из-за стола.

У ее ног появилась блестящая жиром довольная физиономия мопса. Он внимательно смотрел снизу вверх на Черных. Начальник лаборатории не выдержал его взгляда.

– И вас тоже касается, Карл.

Пес после того, как услышал свое имя, высунул язык и попытался повилять обрубком хвоста. Кирилл взял его на руки и вытер салфеткой мордочку, чтобы пес не испачкал ему одежду. Публика в кафе бросала на них любопытные взгляды.

– А как же эти люди доберутся домой? – Маша сочувственно оглядела публику.

– Без понятия. У них есть свои государства, которым они платят налоги, – ответил Черных.

– Пешком, раз самолеты не пропускают, а корабли скоро завязнут в густой воде. Это будет такой вариант библейского исхода евреев из Египта, – Кирилл произнес это шутливым тоном, хотя ему было совсем не смешно.

– Ужас, – Маша поняла его правильно.

Народ в зале ожидания пытался устроиться на ночлег. Родители сооружали для детей навесы, чтобы оградить от света и шума, а сами пытались уснуть сидя. Раненые, кроме Петрищева, спали. Ученый стонал и приговаривал:

– Столько всего я не успел, не оставил учеников, не передал знания…, вот только жить начал…

– Вам ничего не грозит, рана легкая, – успокоила его врач.

– Это вы специально говорите, чтобы я не волновался, а я уже руки перестаю чувствовать, и голова кружится, как перед смертью, – слабым голосом признался Петрищев.

– Это обезболивающее, оно сильное, наркотик, для быстрого эффекта.

– И голоса, голоса зовут, – Петрищев блаженно прикрыл глаза и замер. Черных испуганно посмотрел на коллегу, затем на врача.

– Что с ним?

– Уснул.

Приготовленные заранее на груди руки ученого расцепились и сползли вниз.

Врач проверила пульс на одной и довольно кивнула.

– С ним все хорошо, ему как раз нужен сон.

– Спасибо вам, доктор, – Черных пожал руку женщине. – Вы учились в России?

– Да, в медакадемии, в Оренбурге.

– Хорошо говорите.

– Спасибо, – врач замялась. – А вы, ученые? Вы же из-за того, что по телевизору показывают?

– Да, из-за этого. Но без оборудования и самолета, мы теперь просто беженцы, – Черных вздохнул.

– Это правда, что вода становится гелем?

– Чистая правда.

– Вы знаете, почему?

– Почти. Не знаем пока, как это остановить.

– И кто-то не хотел, чтобы узнали? – догадалась женщина.

– Да, выходит, что так.

В стеклянные двери аэропорта вошла толпа пассажиров, по виду европейских. Они огляделись и сразу начали рассредотачиваться по местам, которых осталось очень мало. Следом в дверях показались два морских пехотинца, при оружии и с носилками. Они сразу привлекли внимание публики. Военные увидели руководителя миссии и направились к нему.

– Автобус подошел, можете грузиться, – сообщили они.

Народ начал подниматься, помогать раненым. Новоприбывшие пассажиры устремились к свободным местам. Петрищева переложили на носилки. Кирилл и Маша оказались позади всех. Тот самый мальчишка, что играл под столом с Карлом, подал голос, завидев пса. Родители начали его успокаивать.

Сомалийская ночь была противоположностью жаркому дню. Свежий воздух был похож на сентябрьский где-нибудь в средней полосе России. Только с моря приходящие потоки окатывали теплыми влажными порывами. Громко шуршали цикады, и где-то на полосе догорал самолет, распространяя по округе запах гари.

Мест в автобусе, хватило всем. Кирилл сел рядом с Машей, а переноску с Карлом поставили в ноги. Как только автобус тронулся, сразу захотелось спать. Перенесенные за день испытания дали о себе знать внезапно навалившейся усталостью.

– Извини, Маш, я отрубаюсь, – сообщил Кирилл, чувствуя, как последние слова он произнес уже в забытьи.

Маша тоже недолго сопротивлялась сну. За окном была ночь. Впереди автобуса ехал БТР, позади тоже, что успокаивало. Девушка открыла переноску, потрепала мопса, получила в ответ облизывания, пожелала Карлу спокойной ночи и уснула сама.

Руслан Макаров сидел перед дверями военкома с замученным листком повестки. Негодование кипело в нем ко всему, что было касаемо бесцеремонного отношения со стороны государственных органов, начиная с налоговой, пенсионного фонда и вот теперь еще и Министерства обороны. Какие могут быть сборы в его-то сорокалетнем возрасте?

Дверь открылась. Оттуда вышел раскрасневшийся мужчина со злобной физиономией. Руслан потоптался, прежде чем войти. Решительный задор немного притух.

– Следующий! – крикнул из-за дверей майор. Руслан выдохнул и открыл дверь.

– Добрый день! – поприветствовал его военком.

– Добрый, – Макаров положил на край стола повестку. – Я не могу на сборы. Майор вопросительно посмотрел на него.

– Садитесь, – предложил майор жестом.

Макаров сел на скрипучий стул. Ему показалось, на тот же самый, на который он садился двадцать лет назад, перед армией.

– Я, индивидуальный предприниматель, – начал он домашнюю заготовку. – У меня в штате только один человек, это я сам. Понимаете?

Майор кивнул.

– Меня некому подменить, я даже учет не веду за самим собой, чтобы можно было взять продавца. У меня налоги на носу, аренда, которую хочешь-не хочешь, а плати, и вообще, клиенты, которых я потеряю, если буду находиться на сборах. Кредиты, опять же. С банками вообще лучше не шутить. Вообще, я законопослушный гражданин, можете проверить, ни одного замечания, что по налогам, что по кредитам. И теперь представьте, что вся моя законопослушность в мгновение ока перечеркнется вот этой бумажкой? Нет, я не могу.