Сергей Вольнов - Зона Посещения. Сойти с обочины [litres]

Но постепенно выяснилось, что в Зоне, где осталось страшно мало по сравнению с прошлыми периодами сталкеров, окружающая среда обитания «научилась» настраиваться на четко сформулированные сигналы разума. Подчиняться указующему влиянию каждого живого существа, способного моделировать желаемое и детально прописать «изменения» параметров материи и физических свойств.

Каждый разумный для сегодняшнего Трота буквально превратился в ходячую изменку!

«Суперневерного»!

То, что не было правилом для прошлого, стало нормой сейчас. Сталкер раньше не использовал сверхвозможности для прямых воздействий, для маскировки прикидывался таким же, как все, чтобы не выделиться и не попасться на прицел… Теперь же ему пришлось срочно их использовать, чтобы не выделяться, быть как все… здесь и сейчас.

Стоило привести в порядок свой ошеломленный поначалу разум, собрать волю в кулак, как «беспорядочно живущая» действительность начала понемногу устаканиваться, стабилизироваться… В этом и был главный итог трансформации Зоны: внешнее в НЕЙ стало отражением внутреннего в гораздо большей степени, чем в каких-либо других эпохах ЕЕ существования с изначальной даты возникновения на Земле в качестве чужеродной сверхсущности.

Поэтому если человеку немедленно требовалась, скажем, пища, он вскорости находил требуемое, пускай и не без труда и порой не запросто. Если он допускал сомнение или неуверенность – отбрасывались тени страха, и этими эманациями к нему приманивались монстры. Если чувствовал отчаяние – сразу же терял правильную дорогу, рельеф вокруг перестраивался, как огромная многомерная декорация. Если ощущал сексуальное желание – сразу же получал соблазнительную возможность, являлся ИО, бесподобный, редкостный, например, «поцелуй Венеры», способный материализовать на короткое время любую фантазию, но чтобы достать его и взять в руки, нужно было всерьез, наудачу, рискнуть жизнью.

И так далее.

Проникший в «будущее сейчас» разведчик-диверсант знал, что у Зоны нынче есть свой Главный Герой, другой сталкер, который обречен «испить ее до дна». Ему же, многоликому шпиону, доведется пробыть лишь эпизодическую командировку. Большая часть его миссии протекала в иных, более стабильных реальностях Трота, хотя в разные варианты доводилось попадать, и некий усредненный стандарт он поостерегся бы определять. Это же Зона Посещения, а не парк развлечений.

Итак, он целенаправленно настроился на лабиринт и неотступно держал его в голове, как идею-фикс, пока Зона-головоломка наконец не поддалась и не преподнесла ему разгадку. Наконец пропустив в ту самую локацию, выполненную в древнеэкзотическом стиле.

В лабиринт-то он попал, вход распахнулся, как будто только его и ждал. А вот найти, за чем пришел… Внутри позабытого города течение персонального времени останавливалось. Попадавшие в него прекращали стареть, пока не выбирались обратно. Если выбирались. При этом в субъективном ощущении для них так же текли секунды, часы и годы (кому сколько повезет пробыть внутри!), но когда они выходили обратно, во внешней окружающей реальности с момента их поглощения лабиринтом секундная стрелка на часах сдвигалась единственный раз.

Возвращались они в следующее после ухода мгновение. Такой себе прыжок через секунду…

И вокруг ничего не успевало измениться. То еще Чудо Зоны.

Каково человеку, который вмиг, в секундном «прыжке», психологически постарел на тридцать лет, вернувшись, продолжать дальше жить в тех же минутах и часах жизни, предстоявших ему, не протомившемуся десятилетия в лабиринте?.. И возможно ли вообще жить, сознавая, что выкинул на иллюзорные блуждания в лабиринте столько лет своей настоящей судьбы?

Но сталкеру было крайне необходимо сюда войти. Никак не миновать.

К тому же у сверхсущества особого назначения имелся несомненный бонус – организм, процессы биологического износа в котором не текли потоком, а как бы застыли в стоячем омуте до поры, и так должно быть, пока длится ходка; что с ним будет после… узнается после, если после – будет.

Изнутри в лабиринте ничего особенного, лабиринт как лабиринт. Каменные стены, длинные (или короткие) широкие (или узкие) коридоры, непонятные и понятные иероглифы и символы повсюду, кое-где даже надписи на русском матерном, иногда открывающиеся дверные проемы в подобия комнат, каменные же высокие (низкие) потолки, однако не везде… Там, где потолки (полы) исчезали, можно было перебраться на ярус выше (ниже), только без гарантии, что, взобравшись на два этажа повыше, не вернешься на тот же ярус, с которого начинал лезть.

Лабиринт выглядел настолько безумно, что даже у Странника, готового ко всяким фокусам, голова пошла кругом. Некоторые фрагменты были полностью зеркальными. Сталкер хотел было попробовать выстрелить в зеркало, но своевременно догадался, что разрушит и свое отражение. А это вполне могло убить и его не понарошку. По извращенным, но безотказным закономерностям «эволюционировавшей» Зоны. К тому же наносить вред лабиринту всерьез не хотелось.

В чужой монастырь со своим уставом не приходят. Шальная мыслишка «выстрелить в отражение» объяснялась скорее чисто праздным любопытством… нервишки надо бы успокоить!

И он принялся структурировать мышление. Чтобы пройти лабиринт, взял за основу простое предположение.

Даже если схема коридоров постоянно меняется, все равно должна быть, пусть и невероятно сложная, но некая закономерность, по которой перемены происходят. Точный расчет уже спасал Странника в ситуациях, где интуиция давала сбои.

Поэтому сталкер поступил системно. Сначала он шел неотрывно прямо, на всех развилках неизменно выбирая самый-самый прямой из путей. И заносил в толстую, необъятную тетрадь (найденную тут же, в Зоне, «подстраивавшейся» под запросы своего постояльца, еще по дороге к лабиринту) эти развилки и встречные приметы. Пока не уткнулся в тупик.

Потом – долгое следование назад, прямо. Тоже до тупика, то есть до условного «начала» лабиринта, которое, естественно, уже не было тем началом, из которого он пришел. Снова полная фиксация всех перипетий.

Если прямой дороги не получалось – бросал жребий и шел в каком-нибудь из других направлений, пока не открывался проход. Возвратившись назад до упора, проделывал то же самое с правым и левым направлениями.

Изначально он старался держаться одного яруса по горизонтали, но встречающиеся на пути области ИФП порой вынуждали обходить повыше или пониже. Он рисовал отдельно верхние и нижние ярусы и потом пытался сопоставлять, стремясь вычленить эту эфемерную, неуловимую закономерность… И спустя показавшееся ему вечностью время в пути у него начало формироваться ощущение, что она, закономерность, действительно есть.