Айя Сафина - Падальщики. Восстание [СИ]

— Вирус — это всего лишь одна клетка размером в одну миллионною острия иглы. И в этой одной клетке содержится разум, который ты сама назвала смышленым.

Тут не поспоришь, когда Кейн преподнес это таким вот образом, я изумилась чудесам природы, с которыми живу на одной планете, но даже не подозреваю об их существовании.

— Иммунная сыворотка создана на основе наших антител, — продолжал Кейн. — Как я уже сказал, вирус можно победить, только если воздействовать на все измененные им гены одновременно. Помнишь, я сравнивал три вида ДНК: нашу, человеческую и вирусную?

Я кивнула.

— Ты сказал, что найти все измененные вирусом гены невозможно.

— Потому что сложно понять, какие гены вирус изменил, а какие нет. Есть люди-носители гена, который вызывает серповидно-клеточную анемию, чьи симптомы схожи с острой анемией, или, проще говоря, с потребностью в крови, поскольку костный мозг вырабатывает аномальные виды эритроцитов. Особо тяжелые случаи лечили переливаниями крови. Все как с нашим вирусом. Гены серповидно-клеточной анемии резко смазывают всю картину измененных вирусом генов: ты уже не сможешь понять, а человек страдает от анемии из-за вируса или это врожденное?

— То есть, хочешь сказать, что есть наследственные гены, по которым сложно определить, изменил ли их вирус?

— Наследственные или нет, но вычисления они смазывают. Компьютер не может их определить, а чтобы различить их под микроскопом человеческим глазом, мне нужна команда из сотни тысяч ассистентов и много десятков лет, чтобы проанализировать каждый ген.

Кейн поправил на моей голове секси-шапку, корректируя положение датчика.

— То есть на основе двух показателей: ДНК вируса и ДНК человека, сложно создать антивирусный препарат, — продолжал Кейн. — Ты не знаешь, к чему подвести эти мутации, к какому общему знаменателю. Но когда ты вводишь в уравнение третью переменную, то бишь нашу с тобой ДНК, то она выступает тут как маркер. Теперь ты видишь: что было, что добавилось и что должно получиться в итоге.

— И ты думаешь, реально подвести ДНК зараженных к нашей?

— Ты должна понять, что вирус не изобрел чего-то нового. Все эти симптомы у зараженных взяты из разных недомоганий, существовавших всю нашу историю. Измененный метаболизм — это следствие острой пищевой аллергии, сказывающейся на всем пищеварительном тракте. Из-за аллергии организм приспособился к получению всех необходимых микроэлементов и аминокислот из крови укушенного. У обычного человека при пищевой аллергии воспаляются органы, пища плохо усваивается, на выходе — безостановочная диарея. И как ее лечат? Меняют корм. По сути, ты ешь то же самое, просто в другой форме.

— А как быть с… — тут я зарычала и скрючила пальцы в воздухе, изображая знакомого нам монстра.

Кейн пытался сдержаться, но уголки губ все же дернулись.

Вот, что я делаю? Я вроде пытаюсь создать из себя образ ответственного толкового и отважного солдата, а на выходе, как сказал Кейн, вот такой зрительный понос.

— Это обычное приспособление организма к хищническому образу жизни. Поменялся стиль питания, изменилось и само тело — яркий пример эволюции. У хищников развиты органы захвата и удержания добычи: когти, зубы, широкие пасти. Они наделены усовершенствованными органами преследования для более быстрого перемещения: удлинение задних конечностей, укрепление передних. Запустить процесс изменения тела не составило труда. Гораздо большая проблема состоит в том, что вирусу удалось отключить человеческое сознание.

— Я думала, они свихнулись из-за голода.

— Это именно то, чему учат нынешнее поколение на базах. К моему огромному сожалению. Но я был там, Тесса. И я все видел.

Кейн вдруг посмотрел на меня так горестно и так сосредоточенно, словно пытался мысленно мне передать свои воспоминания.

— У нас было много пищи для них.

— Да, ты говорил, что вы делали им переливания, — я вспоминала нашу его первую лекцию для меня и не могла не заметить, насколько терпеливым и мягким он стал теперь.

— Вирус бы никогда не выбрался из заточения одного определенного человеческого тела. Мы бы не позволили ему со всем нашим оснащением.

— Вирусу необходимо свести нас с ума, — продолжаю я его мысль.

— Мы должны были нападать друг на друга, чтобы продолжить его репродукцию. Самым легким способом свести человека с ума является опухоль. В истории было очень много случаев, когда опухоль головного мозга меняла поведение человека. Люди слышат голоса, которые велят им убивать, страдают от внезапных и необъяснимых вспышек агрессии. Самый известный случай произошел в тысяча девятьсот шестьдесят шестом, когда бывший морской пехотинец Чарльз Уитмен стал массово расстреливать людей из башни техасского университета. В своей предсмертной записке он попросил сделать вскрытие мозга и изучить его на наличие умственных заболеваний, потому что сам понимал, что в последнее время с ним происходило нечто странное. Он не мог объяснить свое поведение, хотя понимал, что убивает людей. И при вскрытии у него действительно обнаружили в мозге глиобластому.

— Так почему же вирус не стал взращивать опухоли в человеческих мозгах?

— Я думаю, потому что ему нужны были не бездумные машины для убийства. По какой-то причине он оставил им всем зачатки элементарного разума. Как ты говоришь, они умеют планировать, прогнозировать, анализировать, делать выводы. Все это свидетельствует о высшей мыслительной деятельности, а она формируется не в одном месте, в ней задействованы все части мозга. Опухоль же локальна. Засадить опухоли по всему мозгу достаточно ресурснозатратно, к тому же, рост атипичных клеток очень тяжело контролировать. Раз запрограммировав их, они будут размножаться до тех пор, пока есть ресурсы. А вирус не всесилен. У него тоже есть границы.

— Хорошо, — я начинала уставать от очередной лекции. — Но как ты все это засадишь в ампулу для волшебного укола?

— Я беру нашу ДНК, как источник компонентов. Я копирую с нее все необходимые нуклеотиды и насаживаю их на ДНК зараженного, как на каркас. Но я повторяю, они не закрепятся там, пока я не соберу полный набор. Вирус найдет несоответствия. Он найдет то, что стало выводить его гомеостаз из равновесия, и тут же вернет все в первоначальное состояние.

— И ты уже скопировал гены, отвечающие за потребность в крови и изменение метаболизма?

— Именно. Эту сыворотку мы начнем колоть тебе сегодня. Мне самому любопытно, как она будет действовать.

Мысль о том, что Кейн смотрит на меня, как на лабораторную мышь, в которую пихает биологическую бомбу, я не нашла приятной.

— А что с третьим компонентом? Что с сознанием? — спросила я.