Павел Токаренко - Мертвая вода

– Код системы самоуничтожения, быстро, – произнес над ухом ледяной голос.

– Головку болта тебе на воротник, чтоб не натирало, – прохрипел Кирилл.

– Я выстрелю, – ни капли тепла в голосе.

– А расклубись оно дымись! Стреляй!

Кирилл затаил дыхание, но старик не выстрелил. Прошелестели, удаляясь, шаги. Кирилл выпрямился.

Старый букинист сидел в кресле, криво улыбаясь.

– Да, ты фон Медем если не по крови, то по духу. Как отец… Он тоже никогда не сдавался.

Кирилл со скрежетом подтащил кресло, сел напротив старика.

– Я должен был догадаться. Цербер – машина, куда ему людьми манипулировать, на такое только человек способен. О да, я не подумал…

– Ты о многом не подумал, – пожал плечами старик. – Я был лучшего мнения о твоих умственных способностях. Ведешь себя, как прыщавый подросток…

Кирилл поднял левую бровь, скривил рот в глумливой ухмылке.

– И не надо так улыбаться, – спокойно, даже равнодушно, произнес старик. – Взрослый человек отличается от ребенка тем, что отвечает за свои поступки, просчитывает последствия на несколько ходов вперед. Особенно, когда это может отразиться на ком-то еще. А ты это сделал? Из-за своих подростковых комплексов ты подставляешь под удар всю страну.

Кирилл рассмеялся:

– Страну? Посмотрите, кому вы отдали власть над ней! Нет ни одного честного человека, это какой-то клубок глистов! Без Цербера народ их передавит – в порядке социальной гигиены! Общество больно, а я ему лекарство даю! Ан-ти-гель-мин-тик!

– А ты думаешь, власть когда-то была другой? Стаду нужен пастух с кнутом, вот я им и стал. Да, я сделал ставку на «глистов». Потому что они управляемы, предсказуемы, в отличие от так называемых «честных» людей. Взять хотя бы тебя – ты же сломал мне все планы. Из-за глупых эмоций ты уничтожил все, что строилось десятилетиями. Если бы ты был взрослым человеком, мы бы сейчас решали, как нам выводить страну из кризиса. Вместе, как товарищи, как партнеры. Но для тебя главное – долой Цербера, долой оккупацию. Одни лозунги вместо мыслей…

Букинист вяло махнул рукой и откинулся в кресле.

– Да. Именно так, – Кирилл кивнул. – Долой привилегии хай-теков, долой оккупацию, долой Цербера. Глобальная система слежения и оболванивания – сама по себе зло. Вы просто к ней привыкли, поэтому существующий порядок вещей вам чем-то неправильным не кажется. Обладание таким инструментом любую власть развращает. Вот и вас развратил.

– Сопляк… – устало покачал головой букинист. – Цербер ведь не только система слежения. Он управляет, он защищает, он облегчает людям жизнь. Но ты еще не дорос до понимания того, как устроен мир. Подумать только, а ведь я берег тебя, даже хотел сделать своим преемником. Видишь, тебе смешно. А мне не очень! Без пастуха «глисты» сожрут весь организм. Боярам нужен царь, и из тебя мог бы получиться хороший царь. Давно Россией не правил русский… Подумай, какие возможности открывались перед тобой! Цербера ведь можно использовать для воспитания масс в духе добра и справедливости. Я надеялся, что ты подрастешь, оперишься и сможешь взять штурвал в свои руки. Но ты предпочел путь разрушения, путь предательства…

Кирилл задумался. Взять штурвал в свои руки и не смотреть, куда катится мир, – катить его в нужную сторону.

Имея такую власть, можно провести реформы, наказать виновных, накормить голодных, уравнять граждан в правах и заключить мир. Цербер идеальный помощник, которого невозможно купить или переманить, который не предаст. Карающий меч справедливости, недреманное око, учитель и наставник. Поработать как следует, навести порядок. Кое-кого прислонить к стенке, а остальным создать такие условия, чтобы быть сволочью стало неуютно. Твердой рукой повести людей к счастью. С детских лет выращивать из человеков людей, присматривая за каждым шагом. Надо только дать Церберу соответствующие указания, и он все сделает. Страна вздохнет с облегчением, грязь осядет, честные, работящие люди займут положенное место… Тут было над чем подумать. Но как при этом остаться самим собой?

– Нет! Тот, кто дракона убьет, сам драконом станет. Определенно, я не хочу стать драконом. Вы десять лет у руля, и что, от этого меньше бедных и голодных стало? Вы страну в военный лагерь превратили, и ради чего? Пусть народ сам решает, как ему жить!

Старик дернул плечом:

– Нар-род, говоришь? Народ туп, глуп и достоин только пулеметов. Наше дело их держать в стойле, в сытости, приучать к чистоте, наукам учить. Если хочешь людям помочь, дай им то, что нужно, а романтические сопли жуй под одеялом!

– Да, но это их жизнь, их выбор!

Букинист безучастно махнул рукой:

– Думаешь, им нужна свобода, равенство и братство? Простые люди привыкли к системе. Ты, романтик хренов, разрушишь их мир, не дав ничего взамен. Одной свободой сыт не будешь – людям нужно что-то надевать, что-то есть, они хотят жить и растить детей. А ты готов их этого лишить ради призрачной свободы и идеологических миражей. Подумай, ты же не дурак! Да, система не идеальна. Да, она жестока. Но где гарантия, что новая будет лучше? После каждой революции система воспроизводит себя, меняются лишь элиты. Для простого народа все остается по-старому.

– Я знаю, – вздохнул Кирилл. – Так всегда бывает – при любых изменениях больше всего не те, кто все затеял, страдают. Но другого выхода нет, это как горькое лекарство, которое надо выпить. Даже если потом все снова, как раньше, станет. Как вы сами сказали – система воспроизводит себя. Но это другие люди будут и другое общество.

– Ты такой же, как твой отец, упрямый идеалист. Только он, в отличие от тебя, не предавал интересы страны. Он хотел заключить с арабами мир… а ты просто сдашь нас без боя. Без Цербера армия обречена, и ты это знаешь. Халифат захватит Федерацию, русские, о которых ты так заботишься, попадут…

– Эх, дядя Конрад, а ведь он вашим другом был… – перебил старика Кирилл.

У него закружилась голова. Он вспомнил, как сидел на раскладном стульчике возле разрытой могилы, куда только что опустили закрытый гроб. Как трижды хлестнул залп… как по лицу дяди Конрада текли слезы.

– А ты думаешь, это легко? Легко убить лучшего друга? Нет ни дня, когда бы я не вспоминал об этом. Но интересы дела превыше всего. Я не мог, слышишь, не мог поступить иначе!

Кирилл отвернулся, презрительно, с оттяжкой, плюнул на пол. Старик вскочил, закричал, сверкая глазами и раздувая ноздри. Маску безмятежного спокойствия как ветром сдуло.

– Исламская чума должна быть уничтожена! Никакого мира с арабами! Никакого мира! Только война до победного конца! Еще ничего не кончено!

– Так вот в чем дело… Ненависть… Месть…

Кирилл усмехнулся, покачал головой. Столько жертв, столько усилий, целая страна, живущая войной, – и одинокий, одержимый местью за погибших родных старик, дергающий за ниточки.