Anne Dar - Металлический турнир [СИ]

Эльфрик всегда ухаживал за Дельфиной, предоставляя девушке свою опеку, чем спасал её от нападков агрессивных мужчин. В Кантоне-А инциденты насилия над женщинами, из-за регулярно отсутствующих доказательств, не рассматриваются как преступления, так что у женского пола зачастую остается всего два варианта на неприкасаемость: найти себе альфа-самца, с которым другие мужчины будут бояться вступать в конфликт, либо обзавестись алым напульсником с надписью «Заражена» на запястье. Такой напульсник был гарантией того, что тебя не тронут, если дорожат своей жизнью. Люди, обладающие подобным опознавательным знаком, открыто заявляют о том, что заражены смертельным вирусом, передающимся кровью и половым путем. Этот напульсник невозможно снять с руки другого человека и напялить на свою, так как его буквально сплавляют на запястье больного. Вывод: либо ты действительно заражена и тебя не тронет ни один козёл из подворотни, либо ты хитроумная задница со связями в фельдшерском пункте. Я — второй вариант. Дельфина была управляющей в фельдшерском пункте и одновременно единственной медсестрой на весь Кантон-А, пока не взяла к себе в подмастерья четырнадцатилетнюю Олуэн — свою младшую сестру и, по совместительству, няню их пятилетней племянницы Лии. Вот такая вот семейная пирамидка счастья. И так как Эльфрик активно поддерживал эту пирамидку дарами леса и своей опекой, договориться с Дельфиной о браслете не составило никакого труда. Подобным браслетом она, в своё время, наделила и себя с Олуэн, вот только уже все были в курсе того, что Дельфина не больна, потому как от заболевания «красного браслета» умирают в течение пяти лет, а она всё еще жива и даже не чахнет. Все мужчины Кантона посматривали на Дельфину косо, однако, прекрасно зная способности и возможности Эльфрика, старательно обходили и её, и Олуэн стороной. Всем хотелось иметь в союзниках «мясника» и никто не хотел видеть в его лице противника, потому как Эльфрик действительно являлся опасным врагом, имея в списках своих знакомых немало ликторов и глав администрации, любящих поживиться свежатинкой.

Однако, не смотря на трепетные отношения, Эльфрик с Дельфиной не переходили рамки натянутой за уши дружбы. На данный момент Эльфрику был тридцать один год, а Дельфине двадцать пять, и я прекрасно понимала, что отговорка Эльфрика по поводу того, что он до сих пор не живет с Дельфиной лишь из-за «разницы в возрасте» — бред. Так как доступных средств контрацепции в Кантоне-А не имелось, а Эльфрик не хотел обзаводиться семьей, которая в любой момент может умереть от очередной эпидемии, холодной зимы или голода, он с Дельфиной оставались лишь друзьями, томно смотрящими друг другу в спины.

Большинство женщин в Кантоне-А были либо многодетными, рожающими по десять-четырнадцать детей подряд, либо своевременно стерилизованными. Стерилизация женщин была официально разрешена до тех пор, пока последняя эпидемия не выкосила двадцать шесть процентов населения нашего Кантона, и не возник вопрос с возобновлением рабочей силы. Многие девушки делали стерилизацию в раннем возрасте, чтобы встать на тропу проституции с уверенностью в отсутствии нежелательной беременности или для того, чтобы избежать возможной беременности от неминуемого изнасилования, однако даже подобные мелкие операции имели летальные исходы в условиях нашего Кантона. Многие женщины впоследствии жалели о принятом ими в свое время решении, так что данный вид «обезопашивания» нельзя было воспринимать как панацею.

К первому лету после вырытого тоннеля мы с Эльфриком организовали на крыше нашего дома теплицу, в которой начали выращивать помидоры. Из-за дефицита овощей, семена пришлось покупать поштучно и, в итоге, пятьдесят семян обошлись нам в пять кило мяса. К осени мы могли себе позволить объедаться помидорами до тех пор, пока однажды утром не обнаружили теплицу разоренной. Нас безжалостно обчистили, распоров дорогостоящую полиэтиленовую пленку надвое. На следующий год мы решили не повторять своей ошибки и, в итоге, забросили это дело. Всё равно регулярного присмотра за овощами организовать мы физически не могли, отчего они зачастую оставались незащищенными от местных воришек. В конце апреля мы продали ржавый каркас теплицы соседскому мальчишке, который был более воинственно настроен к вопросу воровства, нежели мы. Впоследствии у парня неплохо наладилось производство огурцов, благодаря чему он умудрился спасти от голода своих больных родителей и младшего брата.

Первое время Эльфрик отказывался брать меня с собой в лес, ссылаясь на мой возраст или необходимость караула в доме, однако уже спустя полгода, после того как я окончила школу и мне исполнилось тринадцать, он, на фоне того, что я не могла шататься по городу без дела, сдался. Но всё же основной причиной его согласия взять меня с собой в лес был выданный мной аргумент о том, что в случае его преждевременной смерти я останусь одна, без навыков добычи пропитания.

Моя первая вылазка состоялась в день моего рождения — десятого июня. Помню, как ползла по широкому тоннелю, который для Эльфрика был почти впритык, и как замерла, очутившись посреди густой зелени. Я словно оказалась в параллельной вселенной. В нашем Кантоне практически не было растений, за исключением немногочисленной, вытоптанной травы и крон деревьев, торчащих из-за стены, очерчивающей границы нашего Кантона. До дня вылазки в лес я даже не подозревала о том, что за стеной моего дома существует невероятный мир, пышущий зеленью и пахнущий свежестью. До этого моим единственным миром был мир, утопающий в грязи и разящий помоями вперемешку с гнилью.

День знакомства с нетронутой природой стал самым ярким днём во всей моей жизни.

В течение следующих пяти лет мы проделали большой отрезок работы за стеной: углубившись в лес, мы организовали несколько шалашей в разных его точках, выкопали одну землянку и проложили собственный троллей общей длиной в шестьсот двадцать метров (на стальной трос нам пришлось зарабатывать три месяца, кормя охранника склада отборным мясом). На сооружение троллея мы потратили почти год — у нас возникали заминки с креплением, сооружением площадок, системой торможения и вырубкой ветвей, царапающих лицо во время спуска. Однако проделанная работа того стоила.

В итоге мир по ту сторону стены стал для меня отдушиной, в которой хотелось застрять навсегда. Мир же по эту сторону стены превратился в пугающую неизбежность. Мы с Эльфриком могли себе позволить проводить летние ночи в лесу, но не больше того. Естественно у нас закрадывалась мысль навсегда уйти глубоко в лес, но здравый смысл позволял нам разумно оценить наши шансы на выживание. Жаркие летние месяцы, с температурой выше тридцати градусов, выкурили бы нас обратно в Кантон лесными пожарами. Если не летняя жара, тогда обязательно сорокаградусные январские морозы. Никто не отменял ядовитых змей и огромных гризли, на которых мы пару раз натыкались (в подобных ситуациях умение лазать по деревьям и маскироваться ни разу нас не подводило). Так что если мы и могли выжить в лесу, тогда от силы полгода, и-то с учетом наличия огромного багажа везения, которого, судя по тому, что сейчас я стояла в компании неудачников между двумя Металлами, у меня не было. Единственное, в чем я могла сейчас не сомневаться — это в том, что в ближайшем будущем моя жизнь может резко оборваться, так как с этого момента я официально считалась пропавшей без вести.