Константин Калбазов - Гремя огнем… [litres]

Хлопнул себя по карманам и, задрав еще недавно белый, а сейчас изгвазданный в крови халат, достал портсигар и зажигалку. Затянулся ароматным, терпким дымом «Явы». И с наслаждением шумно выдохнул. Господи, как же ему этого не хватало.

Канонада не прекращалась уже несколько часов кряду. Разве что вроде как чуть отдалилась. А вот самолеты летают с завидным постоянством. Даже четыре дирижабля появились. Приближаясь к линии фронта, эти воздушные гиганты начали снижаться, явно намереваясь принять участие в мясорубке.

– «Киты» припожаловали. Держись, японец, если только не промажут, – затянувшись, произнес поручик-летчик со свежей повязкой на руке, покоящейся на перевязи.

Его летный комбинезон был безжалостно лишен рукава и представлял сейчас жалкое зрелище. Клим помнил этого офицера, потому как еще недавно сам же его и оперировал. Ранение в мягкие ткани предплечья. Пуля попала на излете, а потому застряла в мышцах. Повезло, что тут еще сказать.

Но рана есть рана, и времени возиться, бережно раздевая поручика, при наплыве раненых попросту не было. Поэтому без лишних раздумий срезали и бинты, наложенные прямо поверх одежды, и рукава комбинезона, гимнастерки и нательного белья. Вот тот и щеголяет пока в истерзанной форме.

– Можно подумать, по ним мало долбят из артиллерии, – усмехнулся пехотный поручик с ногой, взятой в лубок.

Нехорошая рана. Перебита берцовая кость. Нужно отправлять в тыл, в нормальный госпиталь, благо первую помощь ему тут уже оказали. А вот собирать его ногу попросту некогда. Оно, конечно, если вдруг не получится эвакуировать, то и полевые хирурги возьмутся за дело. Но с переправкой раненых сложностей не должно возникнуть. А вот то, что он тут, на открытом воздухе…

– Ерофеев, почему господин поручик не на койке в палатке? – окликнул Кондратьев старшего медбрата.

– Господин военврач, это я сам попросил пристроить меня здесь. В палатке невыносимо душно. Погода – просто жуть. Ни ветерка, – поспешил вступиться поручик за подчиненного Клима.

– Это не повод занимать носилки, которые в любой момент могут понадобиться, – безапелляционно заявил тот.

– Ну докурить-то хотя бы можно?

– Докурить можно, – сам, в свою очередь, делая затяжку, разрешил Кондратьев.

– Артиллерия – дело серьезное. Но что ты скажешь, если на твою позицию вывалят разом с пару сотен стокилограммовых бомб?

– Ну, низко им не опуститься, а с большой высоты поди еще попади, – усомнился пехотный поручик.

– Новые прицелы и низкая скорость дирижаблей вполне позволяют. Опускаются до пяти тысяч и бомбят. Тут все зависит от подготовки экипажа, но если накроют какую площадь… Поверьте, господа, точность тут уже не нужна.

В этот момент один из видимых вдали дирижаблей вдруг начал быстро подниматься вверх.

– Пошли бомбы, – авторитетно прокомментировал это событие летчик, явно намекая на быстрое облегчение аппарата.

И тут же следом земля вздрогнула, чувствительно толкнув в ноги. Затем донесся отдаленный нарастающий грохот. И все тут же оборвалось. В смысле сменилось обычным рокотом канонады, который уже стал привычным фоном.

– Н-да, господа. Двадцать тонн тротила, вываленные практически одномоментно, – это, я вам скажу, не шутки, – отбрасывая в сторону окурок папиросы, подытожил летчик.

– Вы бы поаккуратнее, господин поручик, – приблизившись к окурку и вдавив его каблуком в землю, осуждающе покачал головой Кондратьев. – Нам только пожара не хватало. Степь стоит сухая. Одна искра, и тут начнется филиал ада.

– Прошу прощения. Расслабился как-то вне аэродрома.

– Господин поручик, едут! – подавая знак двум санитарам уносить пехотного офицера, обратился к Кондратьеву старший медбрат.

– Вижу, – устало вздохнул Клим.

К госпиталю приближалась очередная колонна грузовиков с ранеными. По мнению молодого хирурга, их очень много. Однако видавший виды начальник полевого госпиталя, он же ведущий хирург, авторитетно заявлял, что поток раненых достаточно скромен. Доктору, оставившему за своими плечами Великую и Гражданскую войны, есть с чем сравнивать.

Кстати, в последней он был на стороне бунтовщиков. И даже сегодня являлся убежденным марксистом. Правда, при этом выступал против радикальных мер, придерживаясь теории бескровной смены власти и поэтапного движения к коммунистическому обществу, всеобщего равенства и братства. Клим полагал, что это правильно. Вперед, бегом и скачками можно дров наломать. Да таких, что потом потомки и за сотню лет не разгребут.

За первой папиросой последовала вторая. А там подошли грузовики, и откинулись задние борта. Из соседней операционной палатки выглянул начальник госпиталя. Приметил новую партию страдальцев и, присев на лавочку у входа, деловито достал папиросу.

В отличие от Клима, он действовал без суеты, излишнего рвения и самоотверженности. Вроде все делал медленно, но времени на одного раненого у него уходило в полтора-два раза меньше. И перекуры случались регулярно. Еще и чайком побаловать себя умудрялся. И между перевязками обязательно отвлекался: садился, закрывал глаза и расслаблялся. Вот так посидит в полудреме минуту, встанет, вымоет руки и снова за работу. Климу оставалось только с завистью взирать на опытного начальника. Вот молодец, вроде и жилы не рвет, и все же успевает сделать куда больше.

– Клим Сергеевич, халатик бы сменить. Вы ить хирург, а не мясник какой. Чего в кровище расхаживать? И самому срамотно, и раненых пугаете. А им и без того несладко, – недовольным тоном сделала замечание сестра милосердия.

Судя по возрасту, наверняка тоже отметилась в Великую войну. Однако никогда об этом не вспоминает. Или это Климу еще ни разу не удалось поговорить с ней по душам. Признаться, он ее где-то даже побаивался. Строгости ей не занимать.

За сегодняшний день его авторитет как хирурга в ее глазах все же приподнялся. Это было заметно по изменившемуся тону и некоему намеку на уважение. Похоже, в ее понимании этот молодой врач – все же не криворукий коновал.

– Спасибо, Вера Васильевна, – принимая чистую смену, поблагодарил Клим.

Женщина ободряюще улыбнулась, стянула с него изгвазданный халат и скрылась в палатке. Нет, определенно, она к нему благоволит. И если так дело пойдет и дальше, глядишь, еще и за лицо начальствующее примет. А то вроде как и уважительно, по имени-отчеству, и в то же время как с дитем малым.

– Алина?!

Клим как раз завязывал за спиной поясок свежего халата, когда приметил девушку на носилках. Уши – в высохшей и уже шелушащейся крови, на бледном лице – множественные мелкие порезы и бурые разводы, очень похоже, что так же от крови. Поперек живота – повязка из уже грязных бинтов прямо поверх комбинезона. Поле боя вносит свои коррективы. Тут уж не до правильной перевязки. Главное – остановить кровотечение и предотвратить попадание на рану грязи. С остальным и в госпитале разберутся.