Владислав Жеребьёв - Носитель. Z-32

- Надо что-то делать.

- Что? У них стволов дохрена, да и, обрати внимание на пулеметную точку на крыше.

Ваха перевел взгляд и заметил уставившийся в небо ствол оружия. Мелькнула тень стрелка, на секунду, но было ясно, что при малейшем шевелении, он точно не будет жалеть свинца.

- Может из подствольника?

Хоровод нарастил свой темп, в толпе что-то невнятно кричали, истерические нотки пения забились в исступлении. Девица с тазом наполненным кровью, двинулась к следующей жертве.

- Ладно, попробуем. – Трофимов зарядил подстволник, выцелил как мог из окна, потянул за спусковой крючок. Пух. Граната ушла за конек, рвануло. Хоровод даже не прервался, однако с двух сторон вспыхнуло пламя, забили пули по кустам.

Вахитов кубарем скатился на первый этаж, метнулся к забору, сорвал чеку с гранаты, метнул, целясь в дом, затем вторую, и не дожидаясь ответной реакции, ласточкой нырнул в кусты. Хоровое пение прервалось, послышались крики, на этот раз злобные, раздосадованные. Из ворот появился первый сектант, которого свалил Трофимов. Кто-то выглянул из-за забора, и тут же поплатился за это. Ваха резанул очередью, и в голове молодчика появилась пара нештатных отверстий. Снова сработал подствольник, на этот раз с веранды. Капитан спешно покинул позицию, перебравшись поближе к черному входу. Из окон адского дома начали поливать свинцом, кто во что горазд, но все больше в «молоко».

Улучив момент, Ваха метнулся к забору, в той его части, где тень от соседнего дома, не позволяла, как следует, рассмотреть местность. За забор к дому вновь ушла граната. Рвануло, крики, стоны. Везло неимоверно. Однако в какой-то момент все опять пошло наперекосяк. Внутри забушевало пламя, сначала неуверенно, потом рев его стал могучим и резким, усилилось пение, резанул по ушам визг боли, потом другой, градом посыпались проклятья. Снова кто-то выстрелил в темноту, но совершенно неуверенно. И на этом все.

Добравшись до нового наблюдательно пункта, Ваха вытер пот со лба, глянул во двор, и обомлел. Дом догорал, догорали хозяйственные постройки, дымились на земле сектанты. Это не была шальная искра. Один из несчастных застыл на коленях, все еще сжимая мертвой рукой ту самую канистру с бензином. С десяток людей в различных нелепых, неестественных позах, расположились на земле. Кто-то скорчился эмбироном, другие наоборот были выгнуты дугой или застыли в судорогах смертельных страданий. Неизвестная секта сделала свое дело. Все три пленника у столбов были мертвы, а после, по одному только известному им ритуалу, они прибегли к самосожжению.

Дождались утра и только тогда рискнули войти. Всего сектантов насчитали двадцать человек. Несколько обгорелых трупов нашли в самом здании. Там они жили, питались, совокуплялись. Там они шли к своей цели и видимо достигли ее, а затем покончили с собой. Массовые самоубийства в религии не новость. Травились, кидались в огонь, резали вены, дышали ядовитым газом, в общем развлекались как могли. На втором этаже в углу нашлась стопка оккультной литературы, вперемешку с научными статьями и журналами по живой природе. Часть их обуглилась, так что толком и разобрать что-то не получилось. В подвале нашелся алтарь. Каменный дом сработан был на славу, выгорев нутром он устоял, не обрушив перекрытия и не завалив проходы. У самого алтаря располагалось несколько канистр, литров по двадцать каждая. Их было три, и наполнены они были маслянистой темной субстанцией, не то кровь, не то кровь с бензином или маслом. Тут же рядком выстроилось множество черепов. Человеческие, вываренные, лишенные последнего клочка плоти, с закрепленной проволокой нижней челюстью, они стояли как банки с соленьями, по периметру помещения, на полках, от пола до потолка.

Обыск ничего не дал. Ни понятия о культе, ни документов, ни карт. Оружие, найденное внутри, было не пригодно для использования, из этого некрополя вообще сложно было что-то унести. Единственное, что не пострадало, так это генератор, но он был настолько тяжелым, что о том, чтобы забрать его с собой, да даже просто куда-то передвинуть и спрятать до поры, не могло идти и речи.

- Это еще ладно. – Нехотя поделился Трофимов. – Под Омском нашли целый поселок, организованный, с охранением и техникой. Каннибалы. Отлавливали путников и делали из них гуляш с котлетами. Целые поисковые экспедиции по городам и весям устраивали, били из луков и арбалетов, притаскивали на веревках в свое логово и там свежевали. Эти еще гуманно поступают по сравнению с ними.

- Все равно не понимаю. – Вахитов тяжело вздохнул. – Как это мозг должно так закоротить, чтобы себя поджечь?

- Слепая вера, брат. Фанатизм. Самое страшное оружие. Фанатики слепы в своих убеждениях, но совершенно логичны в действиях, вроде как умственно больные или серийные убийцы. Это только первичная идея чужда и противоестественна, порой совершенно нереальна на первый взгляд, и как вариант, аморальна и мерзка. Идут они к выполнению цели логичными, привычными для нормального человека способами. Раньше их хоть что-то сдерживало. Полиция была, честные граждане, а теперь что, навалился гуртом и вперед. У кого ресурсы и оружие, тот царь и бог на отдельно взятом гектаре.

Город прошли быстро, хоть и осторожно. Вахе постоянно что-то мерещилось, однако оглядку эту, он предпочел учесть, а не отмахиваться. Внутри оставалось какое-то гадкое, щемящее чувство. Каждый километр, каждый квартал, каждый шаг, уносящий прочь от сектантского логова, не приносил облегчения. Внутри будто что-то надломилось. Вахитов воевал, много и долго. До катастрофы он полмира объездил, консультируя, отбивая, защищая, делая свою работу качественно и хорошо, но никогда не был фанатиком, и не понимал, как такое возможно. В Африке он видел детей, обколотых героином и не выпускающих из рук автомат. В Корее пришлось столкнуться с пленниками, сидящими в клетях, по шею в воде. В мусульманских странах резали головы у живых пленников, а противник нарочито небрежно смачивал пули в свиной крови, чтобы моджахед ненароком в рай не попал. Везде рвало крышу, посттравматический синдром, болезни из-за контузий, плохой сон, алкогольная и наркотическая зависимость. Война ломала людей, меняя их умы, мировоззрение, причины и следствия некоторых поступков, и тех, кто смог выйти из этого круговорота, не навредив себе и родным, можно было сосчитать по пальцам.

Ваха и понять толком не мог. Война теперь была везде, пряталась за поворотом, скрывалась в растяжке за дверью, таилась во взгляде затравленного оборванца, убегающего от собак, пылала живым факелом фанатика, решивших так бессмысленно и беспощадно расстаться с единственным ценным даром, собственной жизнью. Порядки теперь были иные, старые государства рухнули, рассыпавшись в пыль, а на их месте появлялась новая феодальная поросль, пополам с беспределом, да доброй щепотью злобы. То, что претило ранее, теперь выставлялось как доблесть. То, что считалось табу, теперь пестовалось, вбиваясь в молодые умы. Уже подрастало поколение тех, что не помнили того мира, такого близкого и далекого одновременно.