Николай Марчук - Начало пути [litres]

«Своего» бандита я оттащил подальше от огня, заломил ему руки и стянул их заранее приготовленной веревкой. Закинул себе за спину автомат, который оказался обычным военным АК-74М с установленным на нем стандартным прицелом 1П78, он же «тюльпанчик». Только после этого я потушил штанину у пленника. Подсумка для автоматных магазинов на нем не было. Я расстегнул куртку, под ней был бронежилет, ну это и понятно. Не раздумывая, я стянул пленнику ноги, даже перехватил рот, затолкав в него кляп. Потом побежал помогать Сиротиным. Но они и сами справились на отлично – огонь потушили, бандитов тоже, но добивать не стали, лишь отобрали оружие. В живых остался только главарь, он хоть сильно обгорел и даже получил пулю, но подавал признаки жизни, издавая жалобные стоны. Первым делом я произвел контрольные выстрелы в головы Санька и Чебурашки, потом добил главаря. Когда мозги последнего выплеснуло на колесо «нивы», Гриша, стоящий рядом, издал булькающий звук и, упав рядом, выплескивал наружу содержимое желудка, его отец тут же согнулся рядом в рвотных порывах.

– А ну бегом к матери и сообщи, что наши все живы и здоровы, но только, чтобы они носа из машины не высовывали, пока мы здесь не приберемся, – приказал я Витьку, видя, что он зеленеет на глазах, еще секунда и тоже начнет блевать. Паренек пустил такого стрекача, что уже через несколько секунд был возле наших машин. – На обратном пути захвати перчатки какие-нибудь, несколько пар, – крикнул я ему вслед.

Я сам держался из последних сил, запах горелой плоти, волос и дерьма – тот еще аромат, а насчет дерьма это не метафора, кажись, Санек перед смертью или во время нее напрудил полные штаны, вон как от трупа фонит.

– Сиротины, самогон будете? – вначале отхлебнув сам, предложил я фляжку поднявшимся с колен отцу и сыну.

Те лишь благодарно кивнули и по очереди приложились к горлышку, опустошая содержимое жадными глотками.

– Дальше-то что? – прохрипел Иван. – Что с телами делать будем?

– Все просто. Тела закидываем в багажник вон той «нивы», – я показал на машину, в которой ездил командир и была установлена радиостанция. – У них в машинах нет заднего ряда сидений, так что там все поместятся. Вон того, – показал на «своего» пленника, – я только ранил или оглушил, его не трогайте. Вторую «ниву» надо освободить от всего полезного и отогнать за тот холм, чтобы с дороги не отсвечивала. И не забудьте свое оружие забрать. Короче, тела в багажник и приберитесь здесь. А сами заезжайте внутрь забора, заприте ворота изнутри и ждите меня, я тела схороню и к вам вернусь. Времени пару часов займет, может больше, надо же место подходящее найти. Готовьтесь к тому, что мы здесь ночевать будем, но особо не расслабляйтесь, фиг его знает, что еще может произойти. Ворота стоянки заприте и никого внутрь не пускайте, если что трясите оружием перед носом и шмаляйте в воздух для острастки, думаю, в этих местах этим никого не удивишь.

Гришаню не стал попрекать тем, что он из своего тэтэшника так ни разу и не выстрелил. Оно, может, и к лучшему, а то у некоторых новичков есть привычка зажмуривать глаза во время выстрела и совершенно не контролировать, куда направлен ствол пистолета. Мог ведь по неопытности и мне в спину закатать свинца.

Иван, а затем Гриша понятливо кивнули и принялись за дело.

Первым делом они открыли багажники обеих «нив» и принялись их потрошить. Вытащили ящики с оружием, тут же топориком сбили замки и вооружились СКС, повесив их себе за спины, не забыв при этом зарядить.

«Соболь» загнали внутрь периметра, а вот «газон», наоборот, подогнали поближе к «нивам». На помощь прибежала даже Валентина – жена Ивана. К моему удивлению, она работала наравне с мужем и нос особо не воротила при этом. Ивану я приказал оставаться здесь и ждать меня, если не объявлюсь до утра, то лучше всего для них вернуться назад, нанять нормальную охрану или присоединиться к большому, состоящему из разных людей каравану. Петрович заверил, что дождется меня во что бы то ни стало.

Из трофеев Сиротиным достались два гладкоствольных ружья МР-153, с удлиненными, на шесть патронов трубчатыми магазинами, один АКС-74У и три пистолета Макарова. Сколько там было патронов, я не видел.

Ту «ниву», которую подготовили для вывоза тел, я потрошить не дал, сказал, что сам с ней разберусь. С тел сняли куртки, бронежилеты, ремни. По карманам я лазил лично, Сиротины отказались это делать, мотивируя слабыми желудками и брезгливостью. Все найденное скидывал в одну коробку.

Пленника, который пришел в себя, раздел догола и осмотрел, из повреждений у него был только огромный синяк на всю грудную клетку – след от попадания моей пули, и ожог на ноге. Его повторно связали и так, связанным и голым, закинули в багажник машины поверх мертвых подельников. Он что-то мычал, но я не обращал внимания.

Через тридцать минут после первых выстрелов я уселся за руль машины и отправился в путь. Рядом на сиденье лежал автомат, а у меня поверх куртки был нацеплен трофейный РПС с подсумками, в которых лежало шесть магазинов-тридцаток, набитых патронами. В кобуре покоился немецкий ПМ, еще один, но только советский, лежал в бардачке, там, кстати, я нашел свое фото, в одном пакете с пачкой денег. Между сидений в специальном креплении стоял короткий помповый дробовик, с пистолетной рукоятью и без приклада. А сзади, в большом багажнике «нивы», лежали три трупа застреленных мной бандитов, четвертый пока еще был живой. Я планировал отъехать немного от лагеря, ну может на пару километров, спрятать тела убитых, разобраться с добытыми бумагами, ну и самое главное – допросить пленника.

Подходящее место нашлось быстро, уже через пару километров я заметил сеть оврагов, идущих параллельно дороге. Свернул к ним, немного пропетлял среди песчаных лабиринтов и остановился возле одной такой замечательной ложбинки, изрытой оползнями и песчаными навесами. Можно легко положить под такой навес все тела, а потом обрушить его и тем самым похоронить их. Так я и сделал, вытащил поочередно все три трупа из багажника, волоча их за ноги, уложил рядком, потом ножом срезал остатки одежды на торсах, чтобы хорошо были видны наколки, которые были у всех троих. Сфотографировал тела на камеру телефона, взяв крупным планом лица. Четвертый, тот, что еще был живой, лежал в багажнике и молчал. Я проверил, он был жив, просто притворялся оглушенным. Проверил еще раз его путы и выволок его наружу, то, что он при этом стукнулся головой о фаркоп, меня нисколечко не смущало. Жив, и ладно! Пленник яростно начал мычать и дергать всем телом. Пришлось несколько раз пнуть по обгоревшей ноге. Пленник намек понял и заткнулся. В грудак пинать я побоялся, а то вдруг у него ребра сломаны, и я ему сейчас вгоню кости в сердце, а он от этого умрет, так и не успев мне спеть свою последнюю песню и станцевать свой последний танец.