Дмитрий Силлов - Закон Припяти [litres]

– И обойти его, как я понимаю, не получится? – уточнила Настя.

– Если хотим этого урода догнать, то нет, – сказал я, прикидывая маршрут на карте.

Можно было бы срезать через поселок Лесной, но я хорошо помнил, как в тех местах бегал от шустрого «перекати-поля» [4]. Которое наверняка до сих пор там, несмотря на то, что я его взорвал тогда к чертям крысособачьим. Эта то ли аномалия, то ли мутант, будучи разорванной на куски, умеет собираться воедино. И вновь носиться от него как сайгак, ужаленный квазимухой, у меня не было ни малейшего желания.

Поэтому получалось, что оптимально было двинуть по шоссе. Правда, при этом мы опишем небольшой крюк, но идти по пусть разбитому асфальту всяко быстрее, чем ломать ноги по лесам, болотам и буеракам. О чем я Насте и сообщил, вторично получив в ответ «твой мир – твои правила». Ай, как хорошо, аж не верится! Прям не фраза, а волшебное заклинание идеальной жены!

Асфальтовая дорога начиналась прямо от здания вокзала. Изрядно растрескавшаяся, покрытая грязными пятнами луж. Немудрено. Болото, раскинувшееся по правую сторону дороги, подступило к ней вплотную. Думаю, пройдет совсем немного времени, и оно полностью поглотит этот путь, после чего любителям хорошо выпить и сытно закусить придется искать иной путь к бару «Янов». Хотя в ближайшее время это самое «выпить-закусить» будет под большим вопросом…

Мы шли, огибая лужи, и держа наготове наши пулеметы – мало ли какая пакость может вылезти из огромного болота. Но пока было тихо. Слишком тихо… Не люблю я в Зоне эту тишину, давящую на уши. Не зря ее мертвой зовут. Или предвещающей смерть. Когда Зона затихает, это всегда не к добру…

Впереди показался поворот налево, на более широкое шоссе. Признаться, я вздохнул с облегчением. Идти по более-менее нормальной дороге всегда приятнее. И место для маневра есть, и проклятое вонючее болото позади останется.

Но получилось, что расслабился я зря.

За поворотом на шоссе клубился полупрозрачный рассветный туман, который еще не успели рассеять тусклые солнечные лучи. И из этого тумана навстречу нам вышла бабушка. Старая женщина в пуховом платке и длинном, поношенном пальто. На руках – просторные вязаные варежки, ноги обуты в валенки с галошами. На морщинистом лице очки со сломанной дужкой, заклеенной лейкопластырем. За большими стеклами – внимательные глаза. Тонкие губы поджаты, как у строгой учительницы физики, в школе заставлявшей меня зубрить этот предмет.

Пулемет я держал стволом вниз, но при этом был готов к любым неожиданностям. В Зоне если встречаешь кого-то незнакомого, лучше быть на-стороже. Да и со знакомыми сильно расслабляться не сто́ит.

Но бабушка просто стояла и смотрела на нас. В принципе, рядом с Зоной находится довольно много поселений простых людей, живущих что называется «с огорода», и перебивающихся редкими подачками от военных, охраняющих периметр. Некоторых те бойцы даже порой пускают в Зону на поиски дешевых артефактов, что встречаются вблизи кордона, которые потом скупают за бесценок для перепродажи на Большой земле. Может и эта старушка из тех деревенских сталкеров? Заплутала в тумане, а теперь не знает куда идти?

Как мне кажется, я человек не злой. Можно сказать, что даже добрый – если, конечно, меня не злить. Не сказать, что я прям всей душой люблю людей, но в то же время если они мне зла не делают, то и я им пакостить не буду. Попросят помочь – помогу, если это в моих силах, и если я уверен, что мне та помощь не выйдет боком. Но в большинстве случаев предпочитаю, чтобы просто меня не трогали, тогда и я никого не трону.

Вот и сейчас. Стоит себе старушка, смотрит. Ну, пусть смотрит. Если ничего не говорит, значит, ничего ей и не надо, навязываться не буду. До поворота несколько шагов осталось, повернем с Настей, и пойдем куда наметили.

– Сынок!

Голос у старушки был проникновенный, жалостливый. И очень уставший. Похоже, изрядно вымоталась, пока дошла до этих мест.

– Сынок, помоги!

Я остановился. Вроде на мутанта или мо́рок не похожа, обычная сельская бабка.

– Что случилось, мать?

– Да вот, вышла вчерась поутру из Белой Сороки, да и заплутала.

Хммм… Вполне может быть. Я слышал, что американские вояки, охраняющие север Зоны, тоже освоили поиск артефактов чужими руками. И если мне маразм не изменяет, то деревня Белая Сорока как раз находится неподалеку от северных кордонов. И за сутки старушка вполне могла пройти десяток километров оттуда до «Янова». Так что вроде всё сходится.

– Мне б обратно.

Я замялся. С одной стороны, у нас своих дел невпроворот, но с другой как-то неудобно не помочь старому человеку, попавшему в беду…

– Да меня провожать не надо. Ты мне только скажи куда идти. Карта ж есть у тебя?

Я потянулся за КПК, сделав шаг навстречу пожилой женщине. Один, второй…

И остановился.

Что-то было не так. Что – не пойму. Я искренне хотел помочь старому человеку, от всей души. Расположила меня бабушка к себе сразу и вдруг…

И это было неправильно.

Потому, что по натуре я недоверчив, и пожилого возраста плюс умоляющего взгляда недостаточно для того, чтоб я проникся симпатией к незнакомому человеку.

Особенно – в Зоне.

Но при этом совесть меня аж грызла изнутри, мол, скотина ты эдакая! В кои-то веки попросили тебя помочь беспомощной старой женщине, а ты стоишь столбом, и смотришь на нее как баран на новые ворота…

А я стоял. И смотрел. Потому, что это была не моя совесть. Моя меня редко мучает. Я всегда считал: что сделано – не вернешь, и потому нечего сожалеть о безвозвратном. Поэтому с моей совестью у меня взаимный нейтралитет. Она меня не мучает, и я про нее не вспоминаю.

Бабушка же, видя мою нерешительность, слегка занервничала. Сама шагнула ко мне, не дожидаясь, пока я раскачаюсь. При этом на лбу у нее недовольных морщинок прибавилось, уголки рта еще больше вниз опустились, и пальцы в варежках раздраженно зашевелились, выгнувшись… в обратную сторону.

Я видел все это, но ничего не мог сделать. Меня словно парализовало. Лишь чужая совесть полностью заполнила мой мозг, гипнотизируя занудным, повторяющимся текстом «как же так, не помог старой женщине, обидел бабушку, как тебя вообще земля носит…».

Очередь слева от меня отбойным молотком саданула по ушам. Мягко говоря, неприятно это, когда в полуметре от тебя длинно долбит пулемет, зло плюясь раскаленным свинцом. Я видел, как пули моментально разодрали в клочья старушечье пальто… но бабушку в очках это как-то не впечатлило. Она лишь покачнулась, но продолжала идти вперед. Варежка, задетая пулей, слетела с ее руки…

Нет, не с руки.

Из рукава старенького пальто торчало полуметровое щупальце, облепленное присосками. Причем между белыми блямбами этих присосок была отчетливо видна присохшая, растрескавшаяся, бурая кровяная корка. Подобную я не раз видел на «бородах» ктулху, недавно пообедавших, и еще не успевших почистить свои ротовые отростки.