Владислав Выставной - Месть Зоны. Рикошет

– Плевать… – проговорил он, перекидывая тело через прозрачное ограждение галереи.

Повис на руках, примерился. Идея была в том, чтобы пройти поверх лабиринта – по тем самым перегородкам, разделявшим коридоры и комнаты. Главное – не промахнуться. Отсюда до верхней кромки перегородок лететь было всего метра полтора, но уж больно они были тонкие, сантиметров пять, не шире. Если бы он промазал или сорвался, то улетел бы вниз. А залезть на гладкую трехметровую стену шансов уже быть не могло.

Разжал ладони. Короткий полет, болезненный удар по ногам – и вот он балансировал, как канатоходец над пропастью.

– Неплохо для начала, – осторожно, но ловко продвигаясь вперед, проговорил Бука. – Сейчас сориентируемся…

Сориентироваться он не успел. Перегородка под ногами пришла в движение. Уже падая, парень увидел, что весь лабиринт меняет свою конфигурацию, а перегородки синхронно двигаются, как осколки стекла в калейдоскопе.

Он успел сгруппироваться в воздухе и приземлился на «четыре лапы», умудрившись при этом ничего себе не сломать. Однако радоваться повода не было. Теперь он был не наверху, как планировал, а в самой глубине лабиринта, не имея ни малейшего понятия, как выбираться отсюда. Самое обидное заключалось в том, что попытка использовать свое преимущество для спасения товарищей обернулась позором. Теперь спасать нужно было его самого.

Побродив немного по лабиринту, он понял, что разобраться в хитросплетениях его ходов он не в силах. По крайней мере с позиций разума и логики. Наверняка какой-нибудь умник, способный вести одновременно несколько шахматных партий или перемножать в уме шестизначные цифры, способен обходить коридор за коридором, мысленно вычерчивая безупречную схему. Но у него и с простейшей математикой были нелады, память же была самая обыкновенная, человеческая, к тому же, как показали недавние события, способная забывать все и надолго.

Но те же крысы, которых безжалостные ученые засовывают в такие вот лабиринты, не имеют математических способностей, не говоря уж про научные степени и мастерство игры в шахматы. Однако довольно ловко справляются с лабиринтами в стремлении добраться до заветного кусочка сыра. Да, их ведет острое обоняние и инстинкт. Вопрос в том – были ли у него, у Буки, подобные способности?

Бросив судорожные попытки найти хоть какую-то логику в нагромождении ходов, поворотов и тупиков, он остановился посреди коридора и медленно сел на гладкий пол, уставившись в стену. Стена теперь не казалась такой гладкой. Она была матовой, покрытой царапинами, местами чуть вдавленной, как будто в нее били чем-то тяжелым и круглым. Неужто головой? А вот глубокие параллельные борозды – словно от когтей огромной лапы…

Закрыв глаза, он постарался отключить сознание. Так, как иногда делал, чтобы прийти в гармонию с силами Зоны. Перейдя на другой, более тонкий уровень восприятия, можно было почувствовать, как дышит мир, где прячутся враждебные силы, где притаились опасные аномалии или хищники. Неизвестно было, поможет ли такая практика в мертвом нагромождении стен. Но попытаться стоило.

Около часа он сидел неподвижно, с закрытыми глазами, пытаясь уловить более-менее закономерное течение энергий. Без толку. Это место не было Зоной в чистом виде. Это был островок Большого мира, и здесь Бука был бессилен.

– Скрипишь мозгами? – раздалось где-то над головой. – И как, успешно?

Парень открыл глаза. Вскочил на ноги, задрал голову, пытаясь увидеть говорившего. Скульптора видно не было. Надо полагать, наблюдал за ним через камеры наблюдения.

– И давно вы следите за мной? – громко спросил Бука.

– С самого начала, – голос тихо рассмеялся. – Ты же не думал, что находишься здесь на отдыхе? Ты часть эксперимента. Того самого, о котором я тебе честно сказал.

– И как проходит эксперимент? Мое поведение укладывается в ваши теоретические выкладки?

– Вполне. Ты довольно предсказуем. Я знал, что ты не станешь ждать, что попытаешься разыскать друзей. Правда, я полагал, к этому времени ты уже найдешь их. Но, увы, в условиях банального лабиринта лабораторные крысы действуют куда разумнее тебя.

– Жаль, что разочаровал тебя.

– А как мне жаль. Я надеялся, что легендарный Бука окажется куда жизнеспособнее и, главное, эффективнее в экстремальной ситуации.

– Может, ситуация недостаточно экстремальная?

– С огнем играешь, парень! Впрочем, что-то в твоих словах есть. Ускорим процесс.

Вокруг заскрежетало, стены стали выстраиваться в один извилистый, но при этом сплошной коридор, без ответвлений и тупиков.

– Эй, что это значит? – крикнул Бука.

Скульптор не ответил. Значит, ответа не требовалось. Парень покачал головой, криво улыбнулся:

– Экспериментатор херов…

И отправился прямиком по коридору. Тот изогнулся пару раз и уткнулся в точно такую же глухую перегородку. Бука в недоумении огляделся. Секунда – стена за спиной повернулась, наглухо запечатав путь к отступлению. Он оказался в замкнутой клетушке в форме куба со сторонами в три метра.

– И что теперь? – крикнул он. – Одиночная камера? Голодом морить станешь? Заставишь сидеть до конца жизни? А смысл?

Ответа не было.

– Ну и черт с тобой, – Бука сел на пол. Подумал – и лег, с удовольствием растянувшись в полный рост. – Хоть отдохну, наконец, от души.

В планы Скульптора, видимо, его отдых не входил. Где-то в ногах снова заскрежетало, задвигалось. И девичий голос прокричал:

– Малец! Бука! Что они с тобой сделали?!

Преодолевая расслабленность, парень сел, с улыбкой помахал знакомым лицам:

– Что сделали? Покормили, погладили, посадили в клетку. Вас, как я вижу, тоже, мои пушистые лабораторные друзья.

Перегородка закрылась за спинами друзей, вышедших из соседней, еще более тесной клетушки. Теперь в глухом металлическом кубе сидела вся прежняя компания, за исключением Клеща, Пузыря и Завра, если можно было считать его членом боевой группы.

Радость встречи омрачалась неопределенным положением. Кроме того, состояние друзей не стало лучше. Лицо у Лапы осунулось, на нем проступили синеватые прожилки. На ее руки было страшно смотреть. Остальные выглядели еще хуже. Состояние Ржавого осталось прежним – таким же тяжелым.

– Эксперимент, – хмуро повторил Удачник. – Я не понимаю, чего он от нас хочет. Чего делать-то надо?

– Боюсь, он сам не понимает, – заметил Торчок. – И это в нашем положении самое неприятное.

– Думаю, будет развлекаться, наблюдая, как мы плутаем в лабиринте, – сказал рыжий. – Не удивлюсь, если из него вообще нет никакого выхода.

– В чем же тогда заключатся этот эксперимент? – тихо спросила Лапа. – Бессмыслица какая-то.

– Может, ему интересно, как долго мы продержимся перед тем, как сдохнуть, – процедил Удачник.