Константин Бенев - Метро 2035. Царица ночи

Характерные шаркающие шаги – Митяй чуть прихрамывал на одну ногу, скрип петель… И, спустя мгновение, в нос больно ударили пары спирта. Виктора передернуло, и он открыл глаза.

И тут же зажмурился вновь: свет показался нестерпимо ярким и резанул по живому. Виктор сделал попытку повернуться на бок и застонал: от движения подсохшие было царапины открылись и закровоточили вновь, причиняя нестерпимую боль.

– Ты же сказал, что с ним все нормально?

– Само собой, нормально. Как, очнулся, болезный?

– Пошел к лешему, садюга! Дантист хренов. Пинцет недоделанный!

– Не дантист, а стоматолог, это во-первых. А во-вторых, Пинцетом меня теперь не обидишь, привык, принял, смирился. Но вот заболит у тебя зубик, откажусь лечить за непочтение, – Митяй засмеялся. – Ладно, кончай симулировать. До свадьбы заживет. И даже много шрамов не обещаю. Так что не быть тебе бруталом, не надейся!

– Я и не надеюсь…

– О! Лопать будешь? Тебе сейчас полезно. У меня тут кой-чего завалялось.

Виктор открыл было рот, собираясь послать Митяя с его хавчиком подальше, но желудок, словно вспомнив, что его давно не кормили, призывно заурчал. Пожалуй, можно и перекусить.

– Чего у тебя там? Давай.

Митяй опять захихикал.

– Видишь, Ильич, все с ним в порядке. Ты бы шел пока, я тут его в чувство приведу, подмою, подкрашу, потом и побеседуешь. Да скажи там, чтоб чаю горячего принесли, если можно, то с заваркой настоящей. Есть же запасы-то, ну? И про меня не забудь смотри.

Начальник недовольно заворчал: чаю им, настоящего, гляньте, баре какие, – но возражать особо не стал: с Пинцетом спорить – себе дороже: хабал, но злопамятный, а за таблеткой-то к нему бежать придется.

Сухари с горячим чаем, да если к чаю полагается пара кусочков сахара – неземное лакомство. Как же мало надо для счастья, оказывается.

– Пинцетыч, скажи, а как я тут у вас оказался?

– Это у тебя спрашивать надо. Подобрали ребята в павильоне, думали, что дохляк, ан нет, живучий ты.

– И все?

– А что тебе еще надо? Про остальное – это уж ты сам рассказывать будешь. Или что, совсем ничего не помнишь?

– Ничего.

Ничего не помнит, последнее, что осталось в памяти, – окровавленные морды собак, доедающих его друзей. От всплывшей перед глазами картины Виктора скрутило, по желудку словно резанули бритвой, и он тут же изверг из себя содержимое.

– Мать твою! Меня-то за что окатил? Сам потом убираться будешь!

– Отвали, а, – Виктор в изнеможении откинулся на подушку, – а лучше чаю долей.

– Чаю ему… Барин какой.

От резкого толчка входная дверь чуть не слетела с петель.

– Где Федор? – Сильвестр, начальник охраны, схватил Виктора за грудки, приподнял и с силой прижал к стене. – Федька где???

– Сталлоныч, ты поосторожнее тут, – Пинцет попытался оттащить Сильвестра, но от толчка отлетел к противоположной стене.

– Ну?! Где???

Желудок Виктора опять не выдержал… Сильвестр отскочил, но было поздно.

– Тфу ты! Зараза!

– А я предупреждал, – злорадно захихикал Пинцет. – Может, оставишь Витька в покое, а то мне он все тут заблюет!

Впрочем, ярость у Сильвестра уже и сама сошла на нет.

Виктор вытер рукавом губы.

– Нет Федора. И Ивана нет больше. Съели их.

– Кто? Как?

На Сильвестра было страшно смотреть: он как-то сразу осунулся, скукожился, затрясся. Кажется, еще немного, и заплачет, словно обиженный ребенок. Но вместо этого он вновь бросился на Виктора.

– А ты как же, гнида, цел остался?!

«Эх, вот сейчас точно уже не останусь»… Сильвестр получил свое прозвище не только за внешнее сходство со знаменитым актером, но и за недюжинную силу, и встреча с его кулаками ничего хорошего не сулила. Впрочем… «Сейчас проверим, мальчик ты или девочка. О! Мальчик!»… Сильвестр согнулся от резкой боли в промежности. Не дав ему опомниться, Виктор оттолкнул мужчину к стенке. Споткнувшись, тот грохнулся на пол, сметая собой все, что попадалось на пути. Сильвестр зарычал, попытался подняться, но тут же получил еще один толчок. Не сильный, но унизительный.

– Ах ты…

– Антон Андреич, уймись.

Глас вопиющего в пустыне… Виктор это понимал. Эх, разнесут они тут у Митяя все его хозяйство.

Подняться Сильвестр не успел: холодная вода, окатившая мужчину сверху, окончательно припечатала его к полу.

– Остыл? Так-то лучше, – Пинцет довольно улыбался. – И скажи спасибо, что охрану не позвал, а то набуздыляли бы тебе твои же подчиненные.

Он было протянул Сильвестру руку – помочь подняться, но потом отдернул: мало ли что, от этого бешеного всего можно ждать.

– Щ-щенки…

– Андреич, ты не бушуй, прими как есть. Псы съели Федьку. И Ивана тоже. Обоих. Меня не тронули, а почему – не спрашивай, не знаю. И не виноват я, самому хреново от всего этого.

Сильвестр промолчал. Встал, стряхнул с себя остатки воды и, не взглянув в сторону парней, вышел из медпункта.

Виктор, обессиленный, рухнул на топчан.

– Ну, ты, брат, даешь. Сильвестр тебе этого в жизни не простит. Пришибет потихоньку за ближайшим тюбингом.

– Да пошел он… Замучается пришибать. Я что, виноват, если для собачек несъедобным оказался?

Перед глазами опять всплыла мерзкая окровавленная пасть вожака, и желудок тут же скрутило.

– Но, но! Хватит тут мне! И так уборки прорва!

– Нюточку позови, она рада-радешенька будет.

Пинцет сразу стал серьезным, куда только девалась его бесшабашность?

– Так, все, хватит. Чай допил? Проваливай!

– Э-э, а кто меня подмыть-подкрасить обещал? Или… А! Ну, прости.

Хотя, за что простить, Виктор понятия не имел: раньше у Пинцета на имя Нюточки такой реакции не было.

– Снимай свою рванину, и не пищать.

Через полчаса Пинцет, злорадно усмехаясь, поднес Лазареву осколок зеркала.

– Любуйся!

– Ну ты и сволочь злопамятная! Весь запас зеленки на меня, что ли, извел? И как я теперь по платформе пойду?

– Ногами! Топай давай… Запашный, бля!

19–20 октября 2020 года. Станция метро Петроградская

«Догадался, проклятый! Всегда был смышлен, – злобно ухмыльнувшись совершенно в лицо финдиректору, проговорил Варенуха»…

Все-таки здорово вот так лежать дома и бездельничать, да еще и пайку при этом получать. И вообще, все, что пожелаешь, и в любое время. Не, не от начальства, естественно.

– Витюш, разрешишь старику зайти?

Черт, вот некстати! Сейчас Люська придет, а тут этот.

– Так зашли уже, Роман Ильич.

– «Мастер и Маргарита». Читаем?

«Нет, на самокрутки рвем!»

– Я вот зачем к тебе. Ты, часом, не обиделся, что я тебя на карантин-то?

Ха, обиделся он! Хотя… На самом деле, поначалу неприятно было, словно не карантин, а домашний арест.

– Да ладно, нормально все.