Светлана Кузнецова - Метро 2033: Уроборос

– А про то, что существовал у меня договор с фашистами, никто на Фрунзенской не знает и, соответственно, Ленчику не выболтает. Я избавился от всех, кто подозревал, будто не просто так сирот увели.

Симонову показалось, будто он услышал, как разбивается и разлетается на куски его прежний уютный мирок. Хотя, вероятно, что-то упало и раскололось в комнатушке. Кажется, он не мог дышать и переменился в лице. Кто-то теребил его за плечо, а потом опрокинул на спину и несколько раз ударил по щекам. Прийти в себя это не помогло, но вот вдохнуть-выдохнуть, скинуть с себя чужие руки, встать и побрести, куда глаза глядят, получилось.

Ноги привели его к памятнику Фрунзе. Парень смутно помнил, что это был военный и, кажется, ученый, а может быть, и политик. Деятельность этого человека, словно нарочно, скрывалась за словами, не говорящими Симонову ничего конкретного: государственный деятель – понимай, как знаешь. Но именно рядом с памятником происходили раньше собрания. В паре шагов от бюста покачивался металлический лист, закрепленный на треноге от нивелира. Сам-то прибор пригодился для чего-то, а приспособление оставили. Когда Влад был ребенком, народ на собрания созывали с помощью этого самого листа, лупя по нему специальным деревянным молоточком или чем придется.

Кажется, Симонова окликнули, может быть, и остановить хотели, но ему было все равно. Когда-то очень давно, в прошлой или даже позапрошлой жизни, Кай объяснял ему простую истину: подслушивание не является чем-то предосудительным, если ты не собираешься делиться с кем-либо полученной информацией, а используешь ее только в своих интересах. Влад собирался сделать подлость, после которой Кай наверняка пошлет его куда подальше, а еще – глупость, потому что его попросту прикончат, и сильно повезет, если без мучений.

«Следовало бы химзу напялить, выставят же на поверхность, как есть», – мелькнула в голове мысль и пропала.

По металлическому листу парень лупил кулаками. Звуки привлекали народ. Очень скоро образовалась целая толпа. Люди смотрели на него, явно недоумевая, с чего вдруг такой шум, и зачем их отвлекли от повседневных дел. Влад повернулся к ним и принялся говорить. Он никогда не выступал перед публикой, раньше ему и в голову подобное не пришло бы, он и двух слов не связал бы. Сейчас слова находились сами, и пусть Симонов наверняка рассказывал путано, косноязычно и вовсе не так, как следовало бы по законам неведомого ему ораторского искусства, люди слушали его очень внимательно и не спешили расходиться. И почему-то никто так и не выстрелил.

Наконец, слова закончились, и Влад умолк. Народ зароптал.

– Да быть того не могло! – тотчас выкрикнул кто-то.

– Это же пропагандист.

– А ведь какой мальчик был хороший… – протянула женщина в первом ряду.

Кто-то, встав рядом и едва не задев плечом, передернул затвор автомата, а потом просто и тихо, но с легкостью перекрывая шум толпы, произнес голосом Кая:

– Любишь же ты все усложнять и сжигать мосты за собой, стажер.

Симонов моргнул. В голове прояснилось окончательно, но ни стыда, ни страха он пока не чувствовал. Эмоции умерли, а, может быть, лишь спали, готовясь накинуться на него через минуту.

– К стенке пришлых! – закричал какой-то парень, и Влад, приглядевшись, узнал в нем Егора. – Ясно же, что враги народа!

Кай, словно невзначай, заслонил напарника плечом, поднял автомат над головой и сделал два одиночных предупредительных выстрела.

– Спокойно, товарищи! Сами уйдем, – бросил он толпе, а Владу велел: – Вещи бери, я в носильщики не нанимался.

Тот лишь теперь заметил, что Кай пришел не налегке, а со всем их нехилым скарбом. Рюкзак висел у него на спине, а неизменный чехол оттягивал левое плечо. Рюкзак самого Симонова и его автомат лежали на полу возле правой ноги сталкера.

– Заставить бы тебя переодеться, – заметил Кай, ухмыльнувшись, – но бесплатный стриптиз эти люди вряд ли заслужили.

Рядом щелкнул еще один автомат. Винт, поколебавшись всего пару мгновений, встал с Каем плечом к плечу.

– Мальчишки безмозглые, – недовольно пробормотал он. – Зачем только ведусь?..

– Человек потому что, – ответил ему Кай и повысил голос: – Мы уходим, советую и далее соблюдать благоразумие. Преследовать нас не стоит.

– Пусть уходят, – как-то очень устало проговорил Василий Петрович. – Далеко не уйдут.

Больше он ничего не сказал. Никто не вымолвил ни слова, пока они шли к темному провалу туннеля. Люди расступились, образовав довольно широкий проход, но сталкеры все равно шли колонной. Кай впереди, затем Влад, Винт замыкающим – словно по опасному перегону.

Вскоре темнота сомкнулась вокруг них, обняв, словно родных после долгой разлуки. Тусклый свет заставил ее немного отступить, но не рассеял, лишь превратил в сумрак.

– И как вы только так бродите, – буркнул Винт, запнувшись ногой о шпалу, но не упав.

– Дело привычки.

Симонов попытался понять, двигаются ли они к Парку Культуры или от него, и не сумел.

– Кай, – позвал он. – Я идиот… я тебя… всех нас подставил, и вообще… Сподличал, да?

– Здравствуй, старая добрая рефлексия, – вздохнул сталкер, обернулся, внезапно озорно подмигнул, и парень едва не расплакался от облегчения. – Быстро оживаешь, молодец. Нервы явно в порядке. Что касается идиота – ну да, есть, и даже не немного, но не думаю, будто в похожей ситуации нашел бы в себе силы поступить иначе.

Винт пробормотал нечто неразборчивое и сплюнул себе под ноги. Влад не понял слов, а оборачиваться и переспрашивать не захотел, зато Кай расслышал давнего недруга отчетливо и, рассмеявшись, ответил:

– Не без этого.

И, уже Владу:

– Только больше никогда так не поступай. Не спущу.

Тот кивнул и сказал очень серьезно:

– Да, понимаю, клянусь.

– И пафос поумерь.

– Ты зачем нас в этот туннель потащил? – спросил Винт. – Мы в город Изумрудный идем дорогой трудной?

– Ну, не к Парку же теперь идти, и не тем же путем, которым сюда добирались, – ответил Кай таким тоном, словно вынужден объяснять элементарные для понимания вещи.

– А почему… – начал было Симонов.

– Нельзя, – односложно сообщил Кай. – Ничего, разберемся, – и быстро, почти бесшумно, зашагал вперед, а Влад – за ним, уже привычно пристроившись сзади и чуть левее.

Он почти радовался сгущающейся вокруг тьме, она была доброй – не самой по себе, а именно к ним. Переплетающиеся лабиринты метро являлись их зоной ответственности, охотничьим ареалом и домом. Где-то очень высоко, за толстым слоем земли, асфальтом и бетоном, в небе сияли звезды. Если запрокинуть голову, они были не видны, но это совершенно не мешало их почувствовать, как и ощутить подбадривающую мелодию – дыхание туннеля.