Валерий Большаков - Пират

Олег загребал на носу каноэ, поспешая к белому пляжу.

— Греби, греби давай! — прокричал он. — На берегу нас не достать!

— Гребём! — выдыхали «корсарчики-флибустьерчики», воистину в едином порыве, ибо жить хотелось каждому, даже отчаянному храбрецу.

Когда пирога со скрипом и шуршанием въехала на песок, Сухов первым соскочил на землю Исла-де-Паломас.

— Вперёд!

Одолеть линию укреплений получилось подозрительно легко. Лишь потом Олег узнал, что форт защищали всего восемь солдат!

Но и этого числа хватило, чтобы едва не отправить к предкам идущих на штурм, — когда Сухов ворвался в крепость, у него волосы на голове зашевелились.

Оказалось, что испанцы бежали, просыпав зажигательные дорожки к артиллерийским погребам, — весёлые огонёчки уже подбегали к большой куче пороха…

Олег и Кэриб среагировали моментально, расшвыряв и затоптав горящий порох. Поглядели ошалело друг на друга и лишь после этого заметили, что дышат часто и бурно.

— С ума сойти… — еле выговорил Пьер Пикардиец, нервно потирая рукой приклад мушкета. — Ещё бы чуть-чуть…

— Чуть-чуть не считается! — буркнул Сухов, унимая дрожь.

— Так, слушай мою команду! — прокричал Морган. — Орудия заклепать и сбросить со стен. Лафеты сжечь!

Пираты разбежались, исполняя приказ. Вскоре тяжёлые двадцатичетырёхфунтовые орудия пустили дрожь по земле, ухая вниз. Далеко разнёсся звон молотов, заклёпывавших запальные отверстия.

Увесистые лафеты из бруса стаскивались в кучу и поджигались.

— Капитан! — закричал Уорнер. — Тут ещё мушкеты! Штук шестьдесят, как минимум!

— Тащи на борт, Беке, в хозяйстве пригодится!

Когда Морган вошёл в полуразрушенную крепость, он довольно огляделся и выдал ЦУ:

— Вон ту и эту стены подорвать ко всем чертям!

Пираты только обрадовались, что не весь трофейный порох надо будет тащить на корабли, — подкопали туры, заложили бочонки с порохом, да и взорвали.

Взятие города Маракайбо отложили на завтрашнее утро.

Едва рассвело, как сотни корсаров расселись по каноэ, ялам и вельботам, и вся эта малотоннажная флотилия двинулась к Маракайбо.

Озеро, вернее, лагуна с этим названием, раскинулось на шестьдесят миль в длину и миль на тридцать в ширину. На его западном берегу и стоял город Маракайбо с прекрасной гаванью. Жило тут тысячи три или четыре народу — пасли коров да возделывали садики-огородики.

От отмели Ла-Барра до города Маракайбо было миль шесть пути. Пираты одолели их быстро, ожидая отпора местных вояк, а их тут было не меньше, чем людей Моргана, но не дождались — и мирное население, и военные сбежали.

Пешком, на лошадях или на осликах жители Маракайбо спасались от нового набега.

Кто в леса подался, кто к родичам в Гибралтар — цветущее селение милях в тридцати к югу.

Выморочный город…

Никого не осталось в Маракайбо — прошлое нашествие Олонэ так напугало жителей, что они бросали свои дома, приметив новую беду.

Сухов неторопливо прогулялся по улицам, вытянувшимся вдоль пролива.

Первыми тут отметились немцы, ещё во времена Кортеса основав Ной-Нюрнберг, но вскоре забросили его.

Потом пришли испанцы, появилась Нуэва-Самора. А уж как её перекрестили в Маракайбо, история умалчивает…

Улицы были пусты и усеяны приметами поспешного бегства — лоскутья, бумаги, обрывки наглядно свидетельствовали о недавних страхе и суете, обуявших целый город.

Скрипели на ветру распахнутые ставни, кое-где подымливали непогашенные печи. Рыже-белой тенью прошмыгнул кот. Взлаяла собака, заскулила, почуяв человеческий дух.

По выжженной солнцем площади гуляли вихорьки пыли, и даже хилые пальмы, окружавшие её, словно понурились — опускали листья, не выдерживая зноя и духоты.

Большая часть дверей была заперта в наивной уверенности, что замки удержат грабителей, но кое-где створки стояли открытыми настежь, молчаливо свидетельствуя: красть нечего! Или отводя глаза…

Морган сделал широкий жест и сказал не без напыщенности:

— Отдаю вам град сей на поток и разграбление!

«Джентльменам удачи» только скажи…

С довольным рёвом «джентльмены» разбежались, врываясь в брошенные дома, разоряя чьи-то маленькие мирки.

Не гнушались они и церковным добром, да и монахов потрясли основательно, благо городишко мог похвастаться аж четырьмя обителями, а в храме Нуэстра-Сеньора-дель-Кармен пираты устроили кордегардию, куда сгоняли захваченных в плен (читай — в рабство). Сотня молодчиков, понимая, что самое ценное жители унесли с собой, отправилась в леса и поля, надеясь вернуть хозяев силой да разговорить их.

Прошёл день, минула ночь — корсары, занявшие лучшие дома города, недурно провели время, отъедаясь за счёт хозяйских припасов и опустошая винные погреба.

На следующий день молодчики, отправившиеся за «языками», вернулись, ведя в поводу полсотни мулов, навьюченных всякой кладью.

Перед собою они гнали человек тридцать измученных пленников и пленниц. А те и не ведали, что мучения их только начинаются…

Разве пиратов удовлетворят жалкие пожитки?

Им злато-серебро подавай, каменья да жемчуга.

Пленные подняли скулёж — дескать, бедные мы и вообще не местные, но корсары только посмеивались.

И взялись за «бедных и не местных» всерьёз: избивали, вставляли фитили между пальцев ног и поджигали, закручивали вокруг шеи верёвку с узлами, да так, что глаза от удушья вылезали, не умещаясь за веками.

Подвешивали к деревьям за руки или за ноги, прижигали животы раскалёнными кочергами — и несчастные говорили взахлёб, выдавая и своих, и чужих.

Их вой и вопли то и дело прерывались рыданиями да обещаниями всё рассказать как есть.

Олега, впрочем, такое отношение к пленным не впечатляло — такое творилось и раньше, и ныне. Любая армия, захватывая чужие города, точно так же обращалась с «мирным населением» — до всяких Женевских конвенций ещё надо было дожить не одному поколению.

Сухов первым обошёл всех захваченных и по-хорошему расспросил их, как найти некоего Педро Нуньеса, выдающего себя за дона.

Никто не знал такого или забыл с перепугу, но к вечеру Олега разыскал сам Морган, улыбавшийся, как именинник.

— Нашёл! — воскликнул он.

— Донна Флора здесь?!

На лицо Генри набежала тучка.

— Не её, — вздохнул он, — а этого… дона Педро. Почтальона!

— Отлично! А то я его искал-искал, да всё без толку. Где он?

— Ведут! Пошли.

«Адмирал» привёл Олега в своё временное обиталище на главной площади Маракайбо — богатый дом, принадлежащий вице-губернатору.

Педро Нуньес уже находился на месте — малость потрёпанный, с наливающимися синяками, но целый и почти невредимый. Щуплый, он терялся на фоне Гориллы Тома.

— Капитан Драй! — вскричал он, радуясь знакомому лицу. — Скажите им, что я ни в чём не виноват! Я бедный купец, торгую кожами, и с меня нечего взять!