Валерий Большаков - Пират

Здесь их обычно поджидали любители поживиться — пираты всех мастей, затаившись в укромных бухточках острова Пинос, выходили вслед караванам «Золотого флота», надеясь, что от «стада» отобьётся какой-нибудь галеончик. Полная аналогия с хищниками, охотящимися на травоядных.

Сухов благодушествовал, поневоле сравнивая быт на мегаяхте из будущего с экзотикой «натурального» галиота. Натура безнадёжно проигрывала.

Во-первых, хоть и поддувал иногда ветерок, с «эр-кондишеном» ему не сравниться. Когда дует шквал, не до расслабухи, а когда дуновения стихают, парилка возвращается снова.

Во-вторых, донимала сырость. Влага была везде — глубоко в трюме плескалась вонючая жидкость, хорошо сбитое дерево бортов пропускало море внутрь по капелькам, а уж когда рядом бухали ядра, швы расходились, и вода сочилась живее.

Ветер срывал гребешки волн, рассеивая их мокрой пыльцой, словно моросью накрывая паруса. Да что там паруса — и простыни, и одеяла — всё не отличалось сухостью.

Команда, правда, не обращала на такие мелочи внимания — пустяки, мол, дело житейское.

Земля показалась из-за горизонта неожиданно — пополудни запад очертился неровной синей линией. Юкатан!

Наблюдая берег по левому борту, «Ундина» потянула к северу, отыскивая приметные места. Дон Хусто почти не уходил с палубы, высматривая одному ему известные знаки.

Однажды он встрепенулся и крикнул:

— Туда! То самое место! Глубины здесь приличные, если держать вон на ту скалу!

— Лево руля!

Мелко сидевший галиот с осторожностью подобрался к берегу — чистому, молочно-белому пляжу, чья не слишком широкая кайма прерывалась серовато-белёсым утёсом в пятнах зелёного мха. У самой воды скала меняла цвет на желтовато-бурый.

По пляжу были раскиданы кучки красных водорослей, пару стволов поваленных деревьев до половины занесло песком.

А за пляжем сразу вырастала зелёная стена — веерные пальмы жались к блестящим красным стволам огромных сейб, высоким саподильям, бальсовым деревьям, смахивавшим на финиковые пальмы. Все случайные прогалы забивал буйный подлесок.

— Вот тропа! — объявил де Альварадо.

Олег, вторым после дона Хусто ступивший на песок, осмотрелся. Ничего пляжик, так и тянет полежать…

— А это что за деревьями? — поинтересовался он, вглядываясь. — На скалу непохоже…

— Это маленький храм майя, — объяснил де Альварадо, — что-то вроде часовни. Пойдёмте!

Сухов, а за ним Ташкаль и Бастиан, Айюр с Толстяком двинулись по едва заметной тропинке, расчищенной совсем недавно, — срубленные листья гигантского папоротника едва подвяли.

Мини-храм был сложен из аккуратно подогнанных каменных блоков, испещрённых резьбой, внутри его покрывала розовая штукатурка, большей частью отваливавшаяся, зато фрески сверкали яркими красками, словно стены были расписаны на днях, а не века назад.

Это случилось, когда Олег, следуя дорожке, свернул за щербатый угол майясского строения. Он почувствовал укол в шею, рука его метнулась, нащупывая тоненькую стрелку, — и мир растаял в потёмках…

Было погано… Было паршиво…

Сухов изредка выныривал из мутного кошмара, вязкого и липкого, и видел расплывчато, как сквозь слёзы, кроны деревьев и напряжённые лица индейцев.

Потом приходило ощущение качки — его несли. Куда, зачем и почему — такие вопросы не приходили в голову, уж слишком муторно было.

Очнулся Олег как-то сразу, будто лампочка, которую включили.

Оп! — и бысть свет. Правда, особенно светло не стало — вокруг Сухова царила тьма кромешная.

Он медленно приходил в себя, погружаясь в мир заново. Ощутил, что сидит на твёрдом, спиной привалясь к стене. Тоже не мягкой, но тело не холодившей.

Пахло прелью, стало быть, все эти твёрдые поверхности находятся где-то в лесу. Олег пошевелился, и на шорох тут же среагировали — донёсся голос Кэриба:

— Привет, капитан! С возвращением с того света!

Сухов невольно потрогал ранку на шее — припухлость и побаливает.

— Привет, Беке. Много нас?

— Моя тоже тут, — отозвался Ташкаль. — Ицкуат пока не вернуться из страны снов…

— Айюр?

— Туточки я. Только-только сел…

— Бастиан?

— Дрыхнет креол, — ответил за него Толстяк.

— И н-ничего не д-дрыхну!

— Уже легче, — вздохнул Олег.

— Яд в стрелах быть не про смерть… не смертельный, — проговорил Ташкаль. — Они хотеть взять нас живьём и взяли. Я опять пленник…

— Все мы… такие, — прокряхтел Сухов, вставая. — Майя небось?

— Они…

Олег осторожно обошёл их узилище.

— Мы заперты?

— Ночь, капитан. Небо над головой, только звёзд не видать. Тучи, наверное.

— Понятно…

— Чего ты хотеть? — спросил индеец.

— Воли, — ответил Сухов. — Ни черта не видать… Ладно, утро вечера мудренее.

Кое-как устроившись под стенкой, Олег задремал. Видимо, зелье, которым его попотчевали «внутривенно», ещё кружило по жилочкам — он заснул и проспал до утра.

Рассвет всё расставил по своим местам. Протерев глаза, Сухов осмотрелся. Пленники находились в кубическом помещении, сложенном из обтёсанных глыб. Пол был выстлан каменными плитами, а вот потолка не было — квадрат неба невинно голубел над головою.

К Олегу впервые вернулась способность чувствовать, и первой испытанной им эмоцией была холодная ярость. И не менее холодная решимость высвободиться — и наказать тех, кто заточил их в этот каменный мешок.

В ту же минуту, словно восприняв его мысли, вверху нарисовалась голова дона Хусто.

Ухмыльнувшись, он пожелал капитану доброго утра.

— Как спалось?

Сухов, прищурясь, смотрел на Альварадо снизу вверх.

— Спасибо, вашими молитвами, — сдержанно ответил он.

— Спускайся сюда! — крикнул Уорнер. — Мы тебя уложим баиньки!

Дон Хусто покачал головой, нарочито не воспринимая никого, кроме Драя.

— Вы хорошо держитесь, капитан, — серьёзно сказал он, — но я чувствую ваши желания. Хотите моей смерти? А зря! Вы здесь по приказу великого касика Кан Балам Икналя, владыки государства Ковох, последнего оплота вольных майя. Первым и единственным желанием касика было убить тебя, капитан, и вас всех в придачу, но я попытался изменить ход его мыслей. Поэтому вы здесь — и живы до сих пор.

— Я сейчас заплачу, — выцедил Олег, — настолько меня потрясли ваше благородство и человеколюбие.

Де Альварадо пожал плечами.

— Вряд ли ваша жизнь продлится особенно долго, — проговорил он, будто в раздумье, — зато у вас есть шанс окончить свои дни не от руки палача.

— Тронут, — сказал Сухов с оттенком нетерпения. — Не твой ли касик насылал на меня человека-ягуара? Не его ли жрец пытался принести меня в жертву?

— Великий Кан Балам Икналь не мой, — улыбнулся дон Хусто, — хотя меня и прозывают Индиано… но те попытки извести тебя, о коих ты упомянул, были хотениями касика.