Валерий Большаков - Пират

Ветер дул свежий. Похоже, что в тех местах, куда они направляются, отбушевал шторм. Слава Богу, пронесло.

— Бастиан! — крикнул Жан. — Там какая-то лоханка болтается!

— Какая ещё лоханка? — проворчал креол.

Ему и в голову не приходило требовать от команды, чтобы к нему обращались, как к капитану, — уж слишком разительным было несходство его с Драем. А матросы и не думали его так называть, для них капитаном был и оставался Олег.

И всё же было немного обидно. Могли бы хоть в шутку сказать: «Капитан!» Хотя… нет, лучше уж по имени.

— Мелкое что-то, — докладывал Жан, — вроде как шлюп или баркалона…

Бастиан достал подзорную трубу и глянул. И впрямь баркалона…

Разглядев того, кто стоял на корме, врио капитана мгновенно вспотел, чувствуя, как сердце зачастило.

— Лево руля, канальи! — рявкнул он. — К баркалоне!

Команда с удивлением взглянула на Бастиана: что это с ним?

— Там… наш капитан!

Немая сцена длилась не более пяти секунд, а затем всё пришло в бешеное движение. Ещё никогда ни до, ни после экипаж галиота не проделывал все манипуляции столь быстро.

Галиот двинулся встречным курсом. На баркалоне «Пилар», надо полагать, тоже опознали корабль, несущийся им навстречу, и вскоре на борту и того и другого поднялся восторженный крик, ругательства и вопли, должные изображать радость встречи.

Когда кораблики прижались бортами, защемив кранцы, капитана Драя буквально затащили на палубу «Ундины» и принялись тискать, хлопать по гулкой спине, орать: «А что я говорил?!» и совершать прочие телодвижения.

Свою порцию радостей получили и Айюр, и Кэриб, и даже краснокожие.

Когда все угомонились, Олег обвёл всех смеющимися глазами и сказал:

— Ну вот, уже получше. А вы почему с юга шли?

Тут экипаж снова загалдел, нескладным хором оповещая Сухова о минувших и предстоящих событиях.

— Тогда — на Панаму! — рубанул Сухов. — Джим! Ты командуешь баркалоной!

— А куда мы? — поинтересовался Малыш.

— Панаму грабить!

— Дело! — ухмыльнулся Джим.

— Мы с вами! — заверили Олега Лопе, Винченцо и Фернандо, неразлучная троица.

— Верю! — сказал Сухов и крикнул: — Эй, Бастиан! А ну, кыш с моего места!

— Да, капитан! — завопил креол.

Немного погодя оба корабля двинулись на юг.

Пиратская флотилия, только-только покидавшая гостеприимную Провиденсию, встретила «найдёнышей» приветственным залпом. Даже Жан Гасконец приказал пальнуть из носового орудия.

Эскадра медленно, не всегда слаженно, но толково принимала боевой порядок.

Авангард пиратской флотилии лёг в дрейф, затем средняя часть её и колонна английских кораблей, что шла с наветренной стороны, подтянулись и тоже легли в дрейф, ожидая, когда подоспеет подветренная колонна — сплошь французы с Тортуги — и установится общая линия.

Морган не знал, ждать ли ему нападения испанских кораблей, частенько дежуривших на подходах к форту Сан-Лоренсо-де-Чагрес, поэтому решил перебдеть и сыграть боевую тревогу.

Канониры распределились, занимая своим места. Корсары живо навесили верёвочные сети над палубой, защищавшие команду от обломков сбитых мачт и реев.

Часть орудийной прислуги рассыпала в крюйт-камерах порох по мешкам и подносила их к люкам.

Корабельные лекари и хирурги деловито раскладывали свои ужасные инструменты, абордажная команда чистила оружие. Лейтенанты следили за сигналами флажков и фонарей.

Все были при деле, все знали своё место и свой манёвр.

Три дня спустя корабли оказались в виду крепости Сан-Лоренсо, занимавшей высокий холм.

Отовсюду её окружали бревенчатые палисады и насыпи, а возвышенность пересекал глубокий ров.

Со стороны суши врагу грозили четыре бастиона, а с моря — один.

Взять эту фортецию приступом было по-настоящему сложно. Хуже всего было то, что Бредли не имел никакого опыта в осадах и штурмах.

Высадившись ночью, его отряд просто попёр вперёд, с мушкетами против пушек.

Неудивительно, что испанцы отбили атаку, пушками выкосив чуть ли не треть пиратов, издевательски крича со стен: «Приведите и остальных, английские собаки, враги Бога и короля, всё равно вам не пройти в Панаму!»

Флибустьеры отступили, вынося раненых. Помог им случай.

Року Бразильцу стрелой пробило плечо. Поминая всех чертей, пират решил отплатить испанцам той же монетой, то бишь стрелой: он вытащил «подарок» из раны, обмотал наконечник тряпкой, сунул в костёр — и забил в мушкет вместо пули.

Выстрел был удачен — «возвращённая» стрела зажгла крышу из пальмовых листьев.

Добровольцы воодушевились, стали слать за стены крепости всё новые и новыё горящие стрелы, а испанцы, занятые своими пушками, не отвлекались на мелочи — пока не вспыхнул пожар и не стали рваться бочки с порохом.

Воды в крепости не хватало, пожар перекидывался на всё новые и новые блокгаузы.

Много защитников крепости поубивало и покалечило, а пираты пошли на штурм…

Комендант крепости дон Педро де Лисальдо-и-Урсуа метался по бастионам, как угорелый, помогая там, пособляя тут, с отчаянием понимая, что оборонять скоро будет нечего, — укрепления пылали, казармы и гауптвахта пылали…

К утру палисады сгорели дотла, земля поползла в ров, утягивая за собой и пушки. Дон Педро не позволял испанцам покидать свои посты, но это их не спасло — ближе к полудню пираты бросились на прорыв, ведомые Яном Эрасмусом, и овладели крепостью.

Коменданта убили последним.

Президент Панамы, узнав о сдаче форта, послал лейтенанта Хиля де ла Торе, придав ему пару сотен мулатов, метисов и прочего сброда, дабы вернуть Сен-Лоренсо, но командир вместе с отрядом предпочёл уйти в леса…

…Второго января нового 1671 года моргановская эскадра приблизилась к Сен-Лоренсо настолько, что даже невооружённому взгляду стал виден английский флаг, полоскавшийся над закопченной башней.

— Взяли-таки, — хмыкнул Олег, глядя на крепость из-под ладони. — Путь открыт!

С этим он явно поспешил. А ещё сильнее поторопился Морган — оглушённый пиратами, ликовавшими хором и вразнобой, адмирал сразу, без промеров глубин и прочей маеты, вошёл в устье реки Чагрес.

Грохот и треск разнеслись над её водами, радуя сердца немногих испанцев, оставшихся в живых, — фрегат «Сэтисфекшен» и ещё три корабля с ходу напоролись на подводную скалу, едва скрытую приливом.

А тут ещё, как назло, задул северный ветер, доламывая разбитые корабли.

Но даже крушение не могло остановить Генри.

— Тысяча чертей! — заорал он. — Живо за починку!

Сойдя на берег, Морган поднялся на башню Сан-Херонимо, откуда открывался вид на живописные окрестности. Внизу, под горой, теснились хибарки селения Чагрес, вдаль разливался синий простор моря, а к югу курчавилась сельва.