Валерий Вульферт - Булат. Страшный суд

Самым обычным утром, Иван с сыном вышли со двора, один шёл на работу, второй в школу за книгами. Дойдя до центральной улицы, Иван повернул налево в сторону гаража, а Булат направо, в сторону центра посёлка, где находилась школа. Зайдя через большие распахнутые ворота, Иван обратил внимание на большую толпу людей, которая собралась вокруг крыльца конторы. Это было двухэтажное здание, на первом этаже, располагались кабинеты агрономов, механиков, кладовщиков и прочих хозяйственников, на втором находилась бухгалтерия, касса и кабинет председателя колхоза.

Подойдя к толпе ради интереса, Иван сразу понял, что речь идёт об очень неприятном инциденте, который произошёл с председателем колхоза Иосифом Моисеевичем. Из последних фраз Иван понял, что его якобы ограбили, когда тот вёз портфель с теми самыми, всеми ожидаемыми долларами. Услышанное, было как гром среди ясного неба. Несмотря на апатию, это завело внутри человека механизм, который начал тикать как хронограф. Растолкав мужиков, он прошёл в двери. За его спиной поползло шушуканье: «О, смотри, Морозов пошёл! Сейчас Ванька все узнает». Поднявшись на второй этаж, он не увидел секретаршу Галину, постучав, сразу открыл дверь в кабинет к Моисеевичу. Председатель в ту минуту с кем-то разговаривал по телефону. Вскочив со стула, он тут же с размаху положил трубку на телефон. Иосиф Моисеевич, был человеком не высокого роста, в сером костюме и шляпе на голове. Он всегда был лукавым, и никогда не говорил людям: «да». Сейчас он был сам не свой. Расстёгивая верхнюю пуговицу рубахи, председатель завопил: «Морозов, я что, разрешал входить!?»

— А в чем дело? Что вы так разнервничались?

— Да как тут не нервничать! Ограбили меня!

— Как это так ограбили, что-то я не вижу на вас побоев!

— Ну, точнее обворовали.

— Это как?

Председатель очень нервничал, лицо его то краснело, то принимало бледный вид.

— Как. Да очень просто, еду я вчера с города, душно мне стало. Дай думаю, остановлюсь возле шашлычной, воды взять попить минеральной. Остановился, подошёл к окошечку, взял бутылку, возвращаюсь к машине, глядь, а дипломата то на заднем сиденье, уже нет.

Рассказ был очень не убедительным, человек прятал глаза и пару раз наливал воды из графина, так ни разу не выпив. Ивану стало очевидным, что не видать ему заработанных денег как своих ушей, не собрать сына в школу, не вернуть жену, которую он не терял надежды найти. Тикающий механизм в его голове начал ускоряется. Он в плотную подошёл к председательскому столу, облокотившись на него кулаками, спросил, прищурив глаз: «Как ты мог оставить машину, с такими деньжищами и не закрыть, и у кого это такие длинные руки, дотянуться до заднего сиденья в Ниве, через открытое окно?» Иосиф Моисеевич завопил: «Я не обязан закрывать, это кража! Даже если бы, я их оставил на лавочке в парке или на автобусной остановке, это все ровно, была бы кража. Все по закону!» «А… закона начитался!»: с этими словами Иван схватил председателя за грудки. Тут и дураку было понятно, что никто, его не обворовывал, он просто их присвоил. Возможно поделившись с кем-то более властным. Тем, кто был в курсе достижений колхоза. Пытаясь вырваться из могучих рук, Моисеевич дико закричал: «Помогите, убивают!» На лестнице послышался топот, дверь распахнулась, и в кабинет ввалились рабочие. Двое из них, повисли на руках у Ивана и пытались вырвать из них председателя. Иван закручивал рубаху на его шее все туже и туже, лицо потерпевшего становилось фиолетовым, он высунул язык свергнутый трубочкой, пуская слюну захрипел. Видя, что двое не справляются, Ивану сзади на шею прыгнул третий человек, и потянул его назад. Тут не устояла бы и каменная статуя. Отпустив правую руку, и вырвав её, Морозов врезал кулаком в глаз председателю с такой силой, что он вылетел из его левой руки. В разорванной рубахе, шмякнулся о стенку, затем о пол и закатился под стол. Ивана тут же отпустили и бросились к пострадавшему, который не подавал признаков жизни. Когда Иван выходил из кабинета через толпу в дверях, кто-то похлопал его по спине.

Придя домой, Морозов зашёл на кухню, достал из дальнего угла старого комода бутылку столичной водки, открыл её и приложился с горла. Выпив половину, он сел на стул. Посидев минуты три, он также допил вторую половину и вышел во двор. Сев на лавочку возле палисадника, положил руки на деревянный столик и уставился вдаль. На горизонте громоздились свинцовые тучи, над которыми сквозь белые и лёгкие как пух облака выглядывало солнце. Его лучи широкие и светлые, поползли по полям, освещая их огромными пятнами света, меняя цвет и настроение пейзажа. В калитке показался Булат, закончивший практику в школе. Он тут же подсел к своему отцу, и сразу понял, что Иван подвыпивший. Это его насторожило.

— Привет пап.

— Здорово.

— А что это ты, сегодня не на работе?

— А что мне там делать?

— Как чего? Работать!

— Знаешь сына, человек должен работать, чтобы зарабатывать.

Булат никогда не видел своего отца таким подавленным. Глаза Ивана были налиты, голос дрожал. Он взял сына за плечо, прижал его к себе, и продолжил их диалог: «Знаешь Булат, за свою жизнь я понял одно: что зарабатывает не тот, кто работает, а если тебя хвалят, это значит, что ты сделал что-то невыгодное для себя, что можно не только жить, но воровать по закону. Знаешь, есть такая пословица: терпенье и труд все перетрут. Вот и меня они тоже перетерли в труху». Булат практически ничего из этих слов не понял, но запомнил их на всю жизнь. Иван погладил сына по голове и сказал: «Иди кушай».

— Пап, а можно мы с Петькой на речку порыбачить пойдём?

— Конечно идите!

— Пап, а можно твой спиннинг взять, мы щуку пойдём ловить.

— Да какие проблемы, конечно бери.

— Спасибо огромное, ну я пойду, перекушу да собираться буду, сейчас Петька подойдет.

Иван захмелел с бутылки водки. Раскинув руки на спинку скамейки, он положил ногу на ногу и продолжал любоваться игрою солнца и облаков.

Появился Петька, в огромных болотных сапогах, похожий на журавля. На плече он держал толстое удилище из орешника. Удочка была около четырёх метров в длину и сантиметров пять в основании, её обвивала толстенная леска с поплавком из белого пенопласта размером с кулак. В который был воткнутый, огромный ржавый и скорее всего очень тупой тройник. Петькина снасть, вызвала у Ивана насмешку. Но парень не расстроился, он вообще был очень оптимистичный, обладавший чувством юмора не по годам. Он с лёгкостью отшутился, поставив свою снасть и бидончик с карасями к колодцу, пошёл в дом за Булатом.

На заборе повис сосед, дед Семён.

— Здорово Ванька!

— Здоров, здоров…

Дед Семён являлся злостным любителем заложить за воротник. В великую Отечественную войну, он был кавалеристом. А после, всю жизнь проработал в колхозе конюхом, и сейчас находился на заслуженной пенсии. Человек он был, как говориться, «рубаха-парень, душа компании». Пить так пить, гулять так гулять. В молодости, столько раз смотрел смерти в глаза, что наверное ещё тогда надоел ей, и вообще ничего не боялся. Единственное, что на него могло повлиять, так это его бабка. Она тоже прошла всю войну, от Смоленска до Москвы и обратно до Берлина. Службу она несла радисткой. Познакомились Семён с Марией в конце победного мая в Берлине, тогда молодой красноармеец, чуть не зарубил шашкой союзника, который хотел познакомиться с молодой красивой пухленькой девушкой. С длинной до пояса русой косой.