Валерий Вульферт - Булат. Страшный суд

Арестованного вели по длинному коридору подвального помещения, бетонный пол, стены, с самого низу до начала кирпичных сводов, выложены керамической плиткой, говорили о том, что здание очень старое. Свет исходил только из плафонов, установленных над дверными проёмами. В конце коридора, еле заметно светилось небольшое окно, закованное старинной решеткой из толстых прутьев. Из-за сильного эхо, складывалось впечатление, что кто-то, позади, преследует идущих в нём людей. Дойдя до конца коридора, полицейский жестом приказал встать лицом к стене, пока его напарник с сухим металлическим скрипом, отварил дверь камеры. После двух шагов, дверь за спиной громко захлопнулась, и механизм замка сработал, скуля как старый сторожевой пёс.

Небольшая камера, на четыре персоны, выбеленная известкой от протертого деревянного пола, до серого потолка. В центре, висела унылая лампочка, под ней, стоял деревянный стол на тоненьких железных ножках зеленого цвета. Сразу привлекла внимание, выцарапанная на нём шахматная доска, на которой стоял алюминиевый чайник с кружками. Все четыре шконки были разложены. На крайней справа, лежали свёрнутые, ватные матрацы, на следующей, лежал мужчина. Он беззаботно с наслаждением храпел, укрывшись курткой. Человек напротив, читал газету, опершись боком на трубу отопления, и немного повернувшись к окну. Окно было под самым потолком, закованное в мелкую решётку, а с улицы прикрытое железным щитом. Но, по краям свет всё же проникал в камеру, немного освещая два ближних угла, в которых летали частички пыли.

«Ну что, ты так и будешь стоять?»: тихим хриплым голосом спросил читающий, не отрывая взгляда от газеты, которую, держал руками, с синими от перстней пальцами. Свет тусклой лампочки, отражался от его бритой головы, создавая на ней, что то вроде нимба. «Да нет, а где здесь свободно?»: ответил Булат, сделав пару шагов подойдя к краю стола. «А ты что, слепой что ли? Вот две шконяры, выбирай любую!»: прохрипел арестант, сложив и кинув газету на стол. Морозов сел на край свободной нары, и обхватив голову руками, уставился в пол. Лысый человек встал, налил воды в кружку, прополоскав рот, сделал глоток. Взглянув из подобья на Булата, спросил: «Ты что такой кислый? Что, любимую женщину съел что ли!»

— Нет!

— Да я знаю, что ты никого не съел, это я так. Ну, настроение приподнять, разговор завязать что ли.

— А может и сожрал! Откуда ты знаешь?

— Да нет, на придурка, ты явно не похож. Меня Колян зовут, а погоняло Серый. Короче «Колян Серый», а тебя как?

— Булат.

— Булат, конкретная кликуха.

— Это не кликуха, это мое имя!

— Ну тогда, имя конкретное, батя наверное кузнец?

— Нет тракторист.

— Тоже конкретно! А у меня батёк капитаном жил, вот только в кого я такой, сам не пойму. Наверное в соседа какого-нибудь, ведь батька то мой, не просто капитаном был, а капитаном дальнего плаванья. Ну хватит, я всё завязал с этими качелями.

— Завязал? А что ты тогда здесь делаешь?

— Да так, фраера одного на блатной педали, на место в супермаркете поставил. А на трое суток закрыли, за то, что я «мусору», летёхе молодому при задержании, глаза на жизнь открыл. Ну по бырому, в краце объяснил ему кто он, и что он из себя представляет. А тебя за что замели?

— А я Серый тоже, одному менту попытался объяснить кое-что. Да не летёхе а майору, и глаза я ему не открыл, а закрыл, хорошо хоть очухался.

— Чё в натуре, майора щёлкнул?

— Ну получается, щёлкнул.

— Уважуха братан.

— Да я не специально, так вышло.

— А, это уже не важно! Ну все, кранты, теперь только держись, прессовать будут, и срок не хилый нарисуют. Как с куста лет шесть, семь, и это в лучшем случае. Да я смотрю, тут у нас конкретные люди собираются!

— Слышь Серый, а это кто спит?

— А это, Лёша пассажир.

— В смысле, пассажир?

— Ну не светит ему арестантская доля, я так думаю. Скоро его любовь проспится и прибежит за своим «Отелло». Заяву заберёт, и всё, мир, дружба, жвачка, до следующей попойки. Ты это, расскажи, как ты там мента уработал, а то ужин не скоро, надо как-то время убить. А то я эту газету уже два раза прочитал, да и читать там по большому счету нечего, одна обработка пролетариата и то за прошлый месяц. А я жить не могу без информации, вот такая у меня слабость.

Серый развалился на шконке, закрыл глаза, и его лицо расплылось в предвкушении интересной истории. Спина у Булата ныла, от поездки в лежачем положении, и он тоже решил прилечь. Раскинув матрац на шконку, он сел посередине. Посмотрел налево, затем направо, задумался и спросил: «Слышь Серый, а головой куда ложится?» Открыв один глаз и приподняв голову, тот сказал: «Не, походу, ты тоже головой об асфальт стукнулся! Совсем она у тебя не работает. Я в Фен Шуе не силен, поэтому хоть поперек ложись, мне пофигу». «Не ну я просто так спросил, вдруг ты головой к двери спишь, а я ногами к тебе лягу, тебе же неприятно будет!»: сказал Булат и завалился головой к выходу.

— Ха, я не суеверный и тебе не советую в голову всякий хлам забивать. Ты давай, это, не затягивай с рассказом.

Булат начал с того момента, как вышел из автобуса, предшествующие события показались для него незначительными, и он упустил их.

«Ну вот, как то так»: сказал Булат, закончив свой рассказ вставая с нар, попить воды. Глаза Серого были широко открыты, от услышанной истории. «Не, ну ты в натуре как этот…, блин ну тот…, ну который сделал крылья и полетел к солнцу. Да забыл, как его там звали, пегас не пегас? Да ладно, хрен с ним!»: выложил Серый.

«Икар! Его звали Икар, и нечего общего я в них не вижу. А пегас, это крылатый конь, любимец муз!»: пробубнил сонным, зевающим голосом, всё время спавший Алексей. Ну, или просто делавший вид. Скинув куртку, он сел, обхватив свои колени, и зевнул как лев ещё раз. Его полноватое лицо, с одной стороны было помятым и покрасневшим. На голове торчал клок волос, как одинокий рог. «О, философ проснулся, чё жрать наверное захотел? Это тебе повезло, что нас в резервную хату кинули, обезьянник вон проститутками забит, аж стоя спят, вчера вечером рейд по Москве был, вот и насобирали несчастных!»: вновь отчебучил Серый.

В этот момент дверной замок заскрипел, но сама дверь не открылась, а лишь небольшое окошечко на уровне лица. Сперва, в нём на пару секунд, показался полицейский, затем стопка пластиковых, одноразовых пищевых контейнеров. Тут Алексей вовсе оживился, перышком пролетев через всю камеру, он забрал еду, отдал чайник, взял другой, получил пластиковые ложки и мусорный пакет. Поставил всё на стол и вернулся к двери, где ему дали ещё три чайных пакетика и столько же пакетиков с сахаром. Ужином был гарнир в виде риса, и рыбы-филе хека. Булат был удивлен, такие же обеды привозят им на карьер и не дёшево, а тут бесплатно! Подумав про себя: «Ну, страна у нас такая, детей в школах кормят за деньги, а зеков бесплатно. А проститутки, бедняги, своим торгуют, а их в камеру и штраф! Платить как? Опять на панель!»: подумал Морозов присев поближе к столу. Алексей и Серый тут же принялись за трапезу, Булат просто налил себе чаю. Серый обратился к нему с дружественным советом: «Ты это, не тупи, хавай давай, а то тебя в сизо переведут завтра-послезавтра, там баланду жрать будешь, а здесь курорт». «В сизо, а я где?»: удивленно спросил Булат. «Ты дружище в КПЗ, тебя под подписку, скорее всего не выпустят. До суда подвялишься в следственном изоляторе, а потом по этапу, куда карта ляжет. Да ты не заморачивайся, с кем не бывает, мужик ты нормальный, всё будет намази!»: пробубнил Серый, с полным ртом еды. Булат вытащил чайный пакетик из кружки, покрутил головой и спросил: «А мусор куда?» Алексей тут же протянул ему, чёрный мусорный пакет. Естественно никакого аппетита у Булата не было, до него начало доходить как круто и бесповоротно повернулась его жизнь. И что, ничего уже не изменить. Хотя как говорится, чем чёрт не шутит! Мы не знаем, что будет через минуту, и при этом строим планы на всю жизнь.