Константин Калбазов - Гренада моя [litres]

– Надеюсь, готов?

– Обижа-аете.

И на стол лег как раз МП-28. Разве что малость переделанный. Как видно, части от поврежденных «тульских Коровиных» пошли не только на ремонт карабинов, но и на усовершенствование германского автомата. Так, он лишился своего деревянного приклада, но получил плечевой упор и пистолетную рукоять русского карабина. Благодаря чему стал куда компактней.

– Ну, Капитоныч. Выше всяческих похвал, – не без удовольствия приложившись к оружию, одобрил капитан.

– ППД не лучше был бы? Или контрразведке такое оружие не выдают? – не удержался от язвительного вопроса Григорий.

– ППД лучше во всех отношениях. И прицельная дальность до трехсот метров, и целиться не в пример удобней. Правда, если позабыть о том, что стрелять из него длинными очередями не рекомендуется. Клинит диск. Приходится его снимать и встряхивать. А зачем таскать автомат, если стрелять из него можно только одиночными и короткими? У МП же и автоматика работает исправно, и пилить его не возбраняется.

– Это да, – вынужден был признать старшина.

– Капитоныч, а что там насчет карабинов? Значит, говоришь, у тебя найдется один ствол? – вернулся к насущному Григорий.

– Ну так, – вновь огладил усы старшина.

– И сколько?

– Так вы мне ваш МП, я вам ТК, и все довольны.

– Пехотинцы уважают немцев, – начал пояснять Егоров. – Им в ближнем бою автоматический огонь ох как не помешает. И отслеживать количество выстрелов не надо, и темп стрельбы поменьше, чем у ППД, а значит, и перерасхода боеприпасов не случится.

Разумеется, автоматический огонь – это важно. Но Азаров не кривил душой, когда говорил, что карабин его устроит куда больше. А потому пообещал еще зайти на склад, чтобы произвести обмен.

– Гриша, ну вот чего ты дуешься? – когда они покинули склад, спросил Егоров.

– Вам детально и в письменной форме? Ну так вызывайте в отдел контрразведки.

– Некогда мне сейчас бумажную волокиту разводить. Отправляют в командировку в Хадраке, штаб интербригад. По просьбе правительства, для оказания, так сказать, практической помощи. Вот и планировал ехать вместе с тобой. А ты дуешься, как красна девица.

– Есть причины.

– Ну так объясни, и покончим с этим.

– А сами не понимаете? Спаивали меня, вопросы разные задавали, а у самого ни в одном глазу. Только я никак не пойму, при чем тут дуэль. Вас, похоже, одна она и интересовала.

– Она, родимая, – не стал отрицать капитан. – Ну сам посуди, некто инженер Полянский додумался до конструкции «стирлинга», эффективно работающего при незначительных температурных перепадах. Поначалу у нас этому не придали значения. Зато немцы сразу же заприметили перспективную разработку, для которой у нас нашлось применение только в протезах. Да, машина еще несовершенна. Но она уже исправно работает при отличных показателях. Полянскому предложили перекупить патент и вообще перебраться в Германию, предоставив все условия для работы и щедрое финансирование, чтобы совершенствовать и развивать его машину. Он отказался. И тут случилась эта дуэль. Ни на чем. На абсолютно ровном месте. Я к следствию никакого отношения не имею, но мне поручили выяснить кое-какие моменты.

– Иными словами, не работаю ли я на немцев?

– Немцы рассматриваются как сторона, стремившаяся избавиться от Полянского. Ты – на причастность к третьей стороне.

– И как?

– Чист аки слеза, – уведомил капитан.

– Ничего не понимаю. И почему пожелали работать со мной здесь, а не выяснить все в России? Было разбирательство дуэльного комитета, состоялся суд офицерской чести. Потом я дожидался решения по моему рапорту и отправки сюда. Времени более чем достаточно.

– Ну так говорю же – наше расейское разгильдяйство. К тому моменту Полянский по-прежнему был никому не интересен. А там уж сообразили задним умом и решили все выяснить.

– Дурдом.

– Согласен. Только учти, будешь ты и дальше на меня дуться или примешь все как есть, об этом болтать не советую. Не скажу, что великая тайна, но все же.

– Это понятно. На аэродром тогда тоже из-за меня приехал?

– Делать мне больше нечего, встречать каждый транспорт и щупать прибывающих офицеров. Уж будь покоен, всех проверяют еще в России и краткие характеристики с рекомендациями прибывают сюда загодя.

– И какова моя? Если не секрет.

– Не секрет. Но я ее не заучивал. Если коротко – хороший бронеходчик, бретер, бабник и неуравновешенный тип. Рекомендовано направить в интербригады или армию республиканцев.

– И не отправили только из-за намечавшегося наступления.

– Ты и сам все знаешь, – усмехнулся контрразведчик.

– А сейчас-то чего отправляют? Вроде зарекомендовал себя неплохо.

– Кто бы спорил. За красивые глазки представлять к ордену Святого Георгия четвертой степени не станут. Но, Гриша, вот как на духу. Плохой ты подчиненный. Ротный тебе одно – ты другое. Да потом еще и, по сути, спасаешь батальон. А это не только непосредственному начальнику, но и комбату по носу.

– Не угоден, значит, – скрежетнул зубами Азаров.

– Вот зря ты так-то. Господа офицеры сюда прибыли карьеру делать, а ты им всю обедню портишь. Так что скажешь?

– Опять что-то от меня надо? – скривился Григорий.

– Вообще-то, мы вместе отправляемся в Хадраке. Глупо было бы всю дорогу друг на друга коситься. Брось. Каждый из нас делает свое дело. Кто-то же должен бороться и с вражьими шпионами. Или ты считаешь себя белой костью, как оно принято у армейцев?

– Да нет. К тому же прекрасно видел, чем может обернуться удар в спину. Кстати, а как вы проспали-то покушение на Слащева? Или это тайна?

– Да какая тайна, – отмахнулся Егоров. – Надежные ребята, истые республиканцы, более полугода на фронте, боевые награды. И стреляли они не из-за предательства, а будучи убежденными, что действуют во благо республики.

– Абверовцы заплели мозги или франкисты и сами управились?

– Немцы, паразиты. Умеют, не отнять. Вот как можно было заподозрить таких парней? Но… – Капитан огорченно развел руками.

Егоров сейчас лукавил. Что касается личностей заслуженных ветеранов, то тут все верно. Но правда заключалась в том, что абвер никакого отношения к этому нападению не имел. Тут приложили свою руку левые, и коммунисты в частности.

Представили они все так, словно Слащева заподозрили в связи с противником. Но на деле причина была в растущем авторитете России. Ну и в личности самого генерала, слывшего превосходным и знающим командующим. Это в полной мере проявилось в весенних оборонительных боях, когда он ложными отступлениями и короткими контрударами выпил из националистов ведро крови.

Левые потерпели сокрушительное поражение в России и намеревались взять реванш в Испании. Поначалу у них получалось вполне неплохо, но потом случился мятеж. Власть в республике сосредоточилась в руках Народного фронта, в основе своей состоявшего из левых партий. Однако когда в дело вступила Россия, один за другим начали звучать тревожные звоночки, прочащие поражение левых.