Сергей Лукьяненко - Территория Дозоров. Лучшая фантастика – 2019 (сборник) [litres]

– Вы говорили, пробактрозавра надо назвать в честь спонсора Залысина.

– Да, хорошо бы. Доим его год за годом, а где благодарность? Нигде. Так уважаемые люди не делают.

Пропустив мимо ушей «уважаемых людей», Аликс невозмутимо продолжала:

– В прошлый раз непонятно было, он хищник или травоядный…

– А теперь? – Рафаэль Каримович поглядел на Аликс в упор взглядом чуть захмелевшего, но не утратившего точности движений палача.

– А теперь понятно, что хищник, – скучным диспетчерским голосом сказала Аликс. – Дике помогла разобраться.

– Кто?

– Нейросеть. Ну, компьютер.

– Заключение есть? Мне надо что-то в «Южный Край» заслать. Мол, так и так, посвящаем вам наши скромные, б. дь, достижения…

– Есть.

– Давай его сюда.

Бебик долго вертел в руках распечатки с грозным пробактрозавром, что позировал возле доисторического куста. Глядел на них то издали, то эдак сбоку, искал подвох.

Затем громко отрыгнул – свое шампанское «Южный Край» делал по демократичным советским рецептам, посему пузырьки в нем были крупными и агрессивными, как и все поддельное.

– Рожа у него, у этого красавчика, конечно, натурально как у терпилы, – наконец заключил Рафаэль Каримович. – Не видно в нем мужского характера… Но с другой стороны, кто там в «Южном Краю» будет на его рожу смотреть? Главное, что хищник. Главное, что назвали.

А потом Аликс почти до полуночи сидела в своем кабинете и думала о том, что предательство в тысячу ли начинается с одного шага.

Да, этот шаг сделала не она.

Да, ее шаг – девятьсот девяносто пятый.

И что даже шаг тех берлинских чувачков, которые давным-давно изобрели Ночь музеев – акцию, в сущности, отменяющую музей как Храм Науки и легитимирующую его как Бордель или Кабак псевдонауки, как место, куда ходят ночью с открытой бутылкой джин-тоника, – он тоже был не сотым шагом и даже не двухсотым… А впрочем, теперь-то уже что…

Зато ее не выгонят.

Зато будут еще экспедиции с запахом глины и можжевельника.

Зато можно и дальше делать вид, что то, чем ты занимаешься, кому-то в этом мире нужно.

Зато она сделает еще несколько открытий, успеет сделать, она еще не старая. Отроет как минимум еще одного динозавра – травоядного, хищного или тетраэдрического.

А ночами ей будет сниться, как она засыпает в своей стае, среди любимых своих «дино», уютно свернувшись эмбрионом, в мире, который так свеж и счастлив пятьдесят миллионов лет назад…

– Как погода в мезозое? – поинтересовался седоусый и седобровый вохровец дядя Вова, вывешивая ключи от ее кабинета на сответствующий крючок. Он всегда шутил одну и ту же шутку.

– Переменная облачность. Местами град из фекалий, – спокойно отвечала Аликс.

Дело номер 112 (студенческий кампус 4, о-в Старбак).

Опись улик.

…

…5. Блокнот-шкатулка со стопкой отдельных листов внутри.

Обложка с голограммой: перевернутый якорь цепляется за звездное небо. На нем висит девочка в тельняшке и синей юбочке. При смене угла обзора якорь раскачивается. Девочка болтает ногами и смеется.

Все листы исписаны одной и той же рукой. Графолог подтверждает: почерк принадлежит Тернеции.

Все листы пронумерованы в правом верхнем углу (карандашом).

Результат экспертизы: цифры проставлены позже, чем были сделаны записи.

…

А) Папа молодец

В) Лайнер: вердикт

С) Старбак: начало

D) Этот парень:)

Подробнее:

А ведь я поцапалась с папой, когда он сказал, сколько стоит этот «отдых» в летней школе. Хватило бы на десяток свитков для коллекции. Но мою каллиграфию он не одобряет, а раскопки – пожалуйста. Лишь бы дома не сидела. А сам сидит круглыми сутками в своей криоклинике в Лионе. Тоже мне пример детям. Вместо того чтобы нормально поговорить в дни перед отъездом, злился и рассказывал про какую-то «страшную» аварию, которая приключилась на работе. Я не вникала. Еще чего.

Но долго дуться все равно не получилось. На Старбаке лучшее кладбище метеоритов и тарелочек. Истоптанное, правда, и вряд ли тут накопаешь даже на проект, не говоря о дипломе. Но студентов вообще мало куда пускают.

Зато цены соответствуют. Просто космос (проверить это на своей шкуре, но не увлекаться).

И атмосфера (это уже к третьему пункту).

Я даже пожалела, что тайком поменяла билет на лайнер попозже. Оторвались с девчонками в Марселе (без присмотра взрослых), а потом разъехались туда, где уже две недели как были (должны были быть). Они в Марокко, я – сюда.

Плыли скучно: пенсионерский лайнер без вечеринок, почти все по шезлонгам на палубе сушатся, как морские звезды на прилавке.

Вывод: мне нравится море (океан?) у берега, когда есть движуха. Мне не нравится море (особенно океан) в центре, потому что скука смертная.

Единственная радость – этот блокнот из сувенирного отдела. Как будто меня только и ждал. Буду делать записи каждый день и складывать сюда, перед возвращением отправлю сама себе.

Бумажное письмо как будто из прошлого.

Когда за бортом появился остров, стало веселее. Он странный.

Сложно сказать: когда смотришь на берег, дома и камни, все кажется бесцветным. Серо-акварельным. Когда начинаешь всматриваться в отдельные детали, появляется цвет. Ярко-зеленая трава, пятна кустов, какие-то то ли дорожные знаки, то ли люди… Издали не разглядишь.

Такое впечатление, что две картинки слепили не до конца (NB! рисовать на досуге; разведать, продаются ли тут мелки и линеры).

Последние десять минут до входа в порт мы плыли очень близко к набережной. Велодорожка, автоматы с мороженым и скамейки в виде грубо обтесанных валунов – блин, почему они здесь не сделали фотки для сайта кампуса, а выложили скучные здания и кафешки? Тогда я бы не так возмущалась этой летней ссылке.

А потом я увидела его (NB! Тен, если ты напишешь хоть раз это местоимение с большой буквы, как в женском романе из сестровней подписки на Амазоне, побейся головой об стол. Это должно тебя отрезвить).

По набережной шли ребята. Спорили, размахивали руками, дергали друг друга за рукава, толкали в бок. А чуть впереди – он. Океан рядом ему очень подходил. С таким острым подбородком, и взглядом вдаль, и разлохмаченной челкой нужно стоять рядом с каким-нибудь маяком и смотреть на волны. Высматривать «Летучий голландец» из-за горизонта, самую большую волну столетия или хотя бы бурю. Он был весь как будто нарисованный остро заточенным грифелем. Угловатый, дерганый, сделанный из линий, а не из ярких пятен. И какой-то ужасно несчастный. Шел, смотрел вперед и одновременно в никуда. Даже не покосился на проходящий корабль. Хотя… что бы я стала делать? Помахала рукой? Улыбнулась?