Стивен Кинг - Противостояние. 5 июля 1990 – 10 января 1991. Том 2 [litres]

Он сказал Ларри, что слишком стар для приключений, но, да простит его Господь, солгал. Его сердце не билось так быстро уже лет двадцать, воздух давно уже не казался таким сладким, а цвета – такими яркими. Он собирался ехать по автостраде номер 25 до Шайенна, а там повернуть на запад. К тому, что ждало его за горами. По коже Судьи, сухой от возраста, при этой мысли побежали мурашки. На запад по автостраде номер 80 в Солт-Лейк-Сити, а потом, через Неваду, в Рино. Затем он вновь мог повернуть на север, но едва ли это имело значение. Судья предполагал, что где-то между Солт-Лейк-Сити и Рино, если не раньше, его остановят, допросят и, возможно, отправят в какое-то другое место, где допросят вновь. И выпишут пропуск для дальнейшего продвижения.

Возможно, ему даже удастся лично встретиться с темным человеком.

– Шевелись, старик, – мягко сказал он себе.

Включил передачу и медленно выехал на автостраду. На север уходили три полосы, все относительно свободные. Как он и предполагал, пробки и многочисленные аварии существенно уменьшили количество автомобилей, которые смогли покинуть Денвер. По другую сторону разделительной полосы автомобили перегородили всю проезжую часть. Очень и очень многие хотели уехать на юг, почему-то надеясь, что на юге будет лучше, а вот с продвижением на север у Судьи проблем не возникало. Во всяком случае, пока.

Судья Феррис ехал и ехал, радуясь тому, что отправился в путь. Прошлой ночью он спал плохо, но предполагал, что следующей выспится. Под звездами, завернувшись в два спальника. Он задумался, увидит ли снова Боулдер когда-нибудь, и решил, что шансов на это мало. Тем не менее охватившее его волнение радовало.

Этот день он без тени сомнения зачислил в лучшие дни своей жизни.

Вскоре после полудня Ник, Ральф и Стью на велосипедах приехали в северный Боулдер к маленькому оштукатуренному дому, в котором жил Том Каллен. Дом Тома уже получил известность среди боулдеровских «старожилов». Как метко сказал Стэн Ноготны, такой дом мог появиться, если бы католики, баптисты и адвентисты Седьмого дня собрались вместе с демократами и мунитами, чтобы создать религиозно-политический «Диснейленд».

Лужайка перед домом превратилась в парк скульптур. На траве стояло не меньше десяти статуй Девы Марии, причем некоторые из них, очевидно, кормили стаи пластиковых розовых фламинго. Самый большой фламинго ростом превосходил Тома и стоял на одной ноге, которая заканчивалась уходящим в землю четырехфутовым штырем. Компанию им составлял огромный колодец желаний с большим пластиковым Иисусом, светящимся в темноте, который расположился в декоративном ведре, вытянув руки… вероятно, благословляя фламинго. Рядом с колодцем желаний большая пластмассовая корова, похоже, пила воду из купальни для птиц.

Передняя сетчатая дверь распахнулась, и Том вышел к ним навстречу, голый по пояс. Издалека, подумал Ник, он выглядел писателем или художником в расцвете сил, с его ярко-синими глазами и большой рыжеватой бородой. Но по мере того как Том подходил ближе, ты начинал понимать, что первое впечатление обманчиво и он не такой уж интеллектуал… может, контркультурный народный умелец, выдающий китч за оригинальность. А уж на совсем близком расстоянии, глядя на улыбку и слушая невероятно быструю речь Тома Каллена, осознавал, что его верхний этаж страдает серьезными изъянами.

Ник знал, что сочувствует Тому отчасти потому, что и его самого зачастую считали умственно отсталым: сначала из-за врожденного недостатка он долгое время не мог научиться читать и писать, а потом люди просто исходили из того, что глухонемой должен быть умственно отсталым по определению. В свое время он наслушался всякого. Дефективный. Инвалид мозга. Стебанутый. Не все дома. Ник помнил вечер, когда зашел в придорожную забегаловку «У Зака» на окраине Шойо – тот самый вечер, когда его избили Рэй Бут с дружками. Бармен стоял у другого конца стойки, перегнувшись через нее, чтобы пошептаться с клиентом. Рукой частично прикрывал губы, поэтому Ник мог уловить только фрагменты разговора. Впрочем, и этого хватало с лихвой. Глухонемой… вероятно, умственно отсталый… практически все эти парни – умственно отсталые…

Но среди отвратительных синонимов умственной отсталости один очень даже соответствовал Тому. Именно так часто называл его Ник, с искренним сочувствием, в глубине молчаливого разума. Парень с неполной колодой . В этом и заключалась беда Тома. Больше ни в чем. А особенно жалко Тома было потому, что в его колоде отсутствовали мелкие карты: двойка бубен, тройка треф, что-то вроде этого. Но даже без этих карт о хорошей игре речь не шла. Без этих карт не раскладывался даже пасьянс.

– Никки! – закричал Том. – Как я рад тебя видеть! Родные мои, да! Том Каллен так рад! – Он обнял Ника за шею, прижал к себе. Ник почувствовал, как слезы начали жечь его больной глаз под черной повязкой, которую он носил в такие солнечные дни, как этот. – И Ральф тоже! И еще один. Ты… дай-ка…

– Я… – начал Стью, но Ник заставил его замолчать резким взмахом левой руки. Он практиковал с Томом мнемонику – и, кажется, успешно. Если тебе удавалось проассоциировать что-то знакомое с именем, которое ты хотел вспомнить, оно частенько всплывало из глубин памяти. Руди научил его этому много лет назад.

Теперь он достал из кармана блокнот и написал несколько слов. Протянул Ральфу, чтобы тот прочитал.

Чуть нахмурившись, Ральф так и сделал:

– Твоя любимая еда из мяса, овощей и подливы.

Том замер. Его лицо утратило радостное выражение. Рот глупо приоткрылся.

Стью переступил с ноги на ногу.

– Ник, тебе не кажется, что нам…

Ник приложил палец к губам, и в то же мгновение Том ожил.

– Стью [81]! – воскликнул он, подпрыгивая и смеясь. – Ты Стью! – И посмотрел на Ника в ожидании подтверждения.

Ник вскинул руку, раздвинув два пальца буквой «V».

– Родные мои, это Стью! Том Каллен это знает, все это знают!

Ник указал на дверь дома:

– Хотите зайти? Родные мои, да! Все мы сейчас зайдем внутрь. Том украшал дом!

Ральф и Стью удивленно переглянулись и последовали за Ником и Томом по ступенькам крыльца. Том всегда «украшал». Он не «обставлял», потому что дом ему достался, само собой, со всей обстановкой. Входя внутрь, человек попадал в безумно перемешанный мир Матушки Гусыни.

Огромная клетка с чучелом зеленого попугая, аккуратно закрепленным проволокой на жердочке, висела сразу за порогом, и Нику пришлось поднырнуть под нее. Том, отметил для себя Ник, украшая дом, не тащил в него все, что попадало под руку. Иначе он превратился бы в сарай, куда свозится для распродажи всякий хлам. В «украшениях» чувствовалась некая идея, которую, возможно, не мог понять обычный человек. Скажем, над камином висела большая квадратная доска, к которой ровно и аккуратно крепились таблички с извещениями о приеме кредитных карточек. «ЗДЕСЬ С РАДОСТЬЮ ПРИМУТ ВАШУ КАРТОЧКУ “ВИЗА”», «ПРОСТО СКАЖИ “МАСТЕРКАРД”», «МЫ УВАЖАЕМ “АМЕРИКАН ЭКСПРЕСС”», «ДАЙНЕРС КЛАБ». Возникал вопрос: откуда Том знал, что все эти таблички взаимосвязаны? Читать он не умел, но каким-то образом понял, что они должны быть вместе.