Стивен Кинг - Противостояние. 16 июня – 4 июля 1990. Том 1 [litres]

Однако он произносил слово «нет», и тут же леденящий холод надвигался на него, и его толкали , и он падал и падал, беззвучно крича, из заоблачной выси, чтобы рухнуть в запах…

…кукурузы?

Да, кукурузы. Это был уже другой сон, они сливались вместе, без черты, которая позволила бы отделить их друг от друга. Он находился на кукурузном поле, среди еще зеленой кукурузы, и его окружал запах летней земли, коровьего навоза и растений. Он поднимался и шагал вдоль ряда кукурузных стеблей, в который упал с небес, на мгновение останавливался, осознав, что может слышать легкий шепот июльского ветра в зеленых листьях, похожих на лезвия мечей… и что-то еще.

На музыку?

Да… на какую-то музыку. И во сне Ник подумал: «Так вот что это означает». Музыка раздавалась где-то впереди, и он шел к ней, хотел увидеть, действительно ли последовательность этих приятных звуков возникает благодаря вещам под названием «пианино», или «труба», или «виолончель», или еще что-нибудь.

Жаркий запах лета, бездонная синева неба над головой, прекрасные звуки. В этом сне Ник чувствовал себя счастливым, как никогда. По мере приближения к источнику этих звуков к музыке присоединялся голос, старый, как потемневшая кожа, не совсем четко произносящий слова, будто песня была тушеным мясом с овощами, многократно подогретым, но так и не потерявшим своего исходного аромата. И Ник как зачарованный шел к ней.

Песня закончилась. Ник уже добрался до последних в ряду стеблей и за ними, на поляне, увидел лачугу, не слишком отличающуюся от хижины, с ржавой бочкой для мусора слева и качелями из старой шины справа. Качели свисали с толстой ветки яблони, кривой, но покрытой зелеными листьями. Крыльцо отошло от стены, наклонилось, и на месте его удерживали старые домкраты в потеках масла. Над крышей поднималась труба из оцинкованного железа, помятая и закопченная, тоже наклонившаяся под странным углом. Во все стороны от поляны, на которой стоял дом, уходили кукурузные поля, тянувшиеся, насколько хватало глаз. Лишь в одном месте, на севере, зеленое море разрывала полоска проселочной дороги, бегущей к плоскому горизонту. В тот самый миг Ник понял, где находится: округ Полк, штат Небраска, к западу от Омахи и чуть севернее Оцеолы. Проселочная дорога вела к федеральному шоссе номер 30 и Коламбусу, расположенному на северном берегу реки Платт.

На крыльце сидит самая старая женщина Америки, чернокожая женщина с пушистыми, тонкими седыми волосами, очень худенькая, в домашнем платье и в очках. Она кажется такой миниатюрной, что сильный послеполуденный ветер вот-вот подхватит ее и унесет в высокое синее небо, чтобы доставить, скажем, в Джулсберг, штат Колорадо. Музыкальный инструмент, на котором она играет (возможно, именно его вес не позволяет ветру подхватить женщину, удерживает ее на земле), – «гитара», и Ник думает во сне: Вот, значит, как звучит «гитара». Красиво . Он чувствует, что может простоять на этом месте целый день, глядя на старую чернокожую женщину, сидящую на крыльце, которое остается у стены дома только благодаря домкратам (среди всей этой кукурузы Небраски, в округе Полк, к западу от Омахи и чуть севернее Оцеолы), и слушая. Ее лицо испещрено миллионами морщинок, как географическая карта местности, где рельеф еще только формируется: реки и каньоны на коричневых, выдубленных ветром и солнцем щеках, горные кряжи под подбородком, извилистые вытянутые холмы у основания лба, пещеры глаз.

Она снова начинает петь, аккомпанируя себе на старой гитаре:

Эй, малыш, кто пригвоздил тебя к тому месту?

Она кладет гитару на колени, как ребенка, и жестами подзывает Ника. Он подходит. Говорит, что просто хотел послушать ее пение, оно такое красивое.

Что ж, пение – Божья глупость, теперь я пою чуть ли не дни напролет… Как у тебя все закончилось с тем черным человеком?

Он меня пугает. Я боюсь…

Малыш, ты и должен бояться. Ты должен бояться даже дерева на закате, если видишь его под определенным углом. Все мы смертные, хвала Господу.

Но как мне сказать ему «нет»? Как мне…

Как ты дышишь? Как ты видишь сны? Никто не знает. Но ты приходи ко мне. В любое время. Матушка Абагейл, так меня здесь называют. Наверное, я самая старая женщина в этих краях, но по-прежнему могу сама испечь лепешку. Приходи в любое время, малыш, и приводи друзей.

Но как мне из этого выбраться?

Да благослови тебя Бог, малыш, это никому еще не удавалось. Ты просто надейся на лучшее и приходи к матушке Абагейл в любое время, как только возникнет такое желание. Скорее всего ты найдешь меня здесь; я теперь редко куда ухожу. Так что приходи повидаться со мной. Я буду…

…здесь, прямо здесь…

Он просыпался постепенно, мало-помалу, пока Небраска не ушла вместе с запахом кукурузы и морщинистым, темным лицом матушки Абагейл. Реальный мир просачивался в сознание, но не вытеснял мир сна, а скорее заслонял его, пока тот не исчез из виду.

Он вновь находился в Шойо, штат Арканзас, его звали Ник Эндрос, он никогда не говорил и не слышал звуков «гитары»… но он не умер.

Ник сел на койке, свесил ноги, посмотрел на рану. Опухоль немного спала. Боль заметно уменьшилась. «Я пошел на поправку, – подумал он с безмерным облегчением. – Думаю, скоро все будет в порядке».

Он поднялся и, по-прежнему в одних трусах, дохромал до окна. Нога слушалась плохо, но Ник знал, что она разработается, если дать ей небольшую нагрузку. Он смотрел на молчаливый город, не Шойо, а труп Шойо, понимая, что должен покинуть его уже сегодня. В первый день он далеко не уйдет, но главное – сделать первый шаг.

А куда идти? Это он знал. Сны, конечно, были всего лишь снами, но для начала путь его лежал на северо-запад. В Небраску.

Ник покинул город третьего июля, примерно в четверть второго пополудни. Утром собрал рюкзак. Положил в него таблетки пенициллина – вдруг понадобятся – и кое-какие консервы. Преимущественно томатный суп «Кэмпбелл» и равиоли «Шеф Бой-ар-ди», которые любил больше всего. Добавил несколько коробок с патронами и фляжку с водой.

Прошел по улице, заглядывая в гаражи, пока не нашел то, что искал: десятискоростной велосипед под свой рост. Неспешно покатил по Главной улице на низкой передаче, разрабатывая больную ногу. Ник ехал на запад, и его тень следовала за ним на собственном черном велосипеде. За спиной остались последние дома на окраине города, застывшие в тени, со шторами, задернутыми на веки вечные.