Стивен Кинг - Противостояние. 16 июня – 4 июля 1990. Том 1 [litres]

Стью начал терять самообладание. Здание оказалось огромным, куда больше, чем он предполагал вначале. Впрочем, предполагать что-либо он мог исходя лишь из того, что видел, когда его сюда привезли: два коридора, один лифт, одна палата-бокс. Он мог бродить здесь часами, оглашая коридоры звуками и эхом своих шагов, переходя от трупа к трупу. Они лежали повсюду, словно призы в какой-нибудь жуткой игре «Охота за сокровищами». Стью вспомнил, как возил Норму, свою жену, в большую больницу в Хьюстоне после того, как у нее диагностировали рак. Там на стенах везде висели схемы со стрелкой, указывающей на точку. На стрелках красовались слова: «ВЫ ЗДЕСЬ». Схемы предназначались для того, чтобы люди не заблудились, как сейчас заблудился он. Заблудился . Ох, малыш, это плохо. Это очень плохо.

– Не впадай в ступор, мы почти на свободе, – вслух произнес Стью, и слова эхом вернулись к нему, монотонные и странные. Он не собирался их озвучивать, так получилось только хуже.

Он двинулся направо, повернувшись спиной к библиотечному крылу, прошел мимо каких-то кабинетов, свернул в другой коридор и зашагал по нему. Начал часто оглядываться, убеждая себя, что никто – например, Элдер – его не преследует, но не в силах в это поверить. Коридор закончился запертой дверью с надписью: «РАДИОЛОГИЯ». На ручке висела написанная от руки табличка: «ЗАКРЫТО ДО ДАЛЬНЕЙШИХ РАСПОРЯЖЕНИЙ. РЭНДАЛЛ».

Стью вернулся к развилке, выглянул из-за угла, осторожно посмотрев в ту сторону, откуда пришел. Тело в белом скафандре лежало далеко-далеко, уменьшившись до размеров точки, и все вокруг казалось неизменным и вечным, что только усилило желание Стью вырваться из этого здания как можно быстрее.

Он повернул направо. Через двадцать ярдов добрался до еще одного Т-образного перекрестка. Снова повернул направо. На этот раз коридор закончился лабораторией микробиологии. В одном из лабораторных отсеков на письменном столе лежал молодой мужчина в одних трусах. Он был без сознания, и изо рта и из носа у него шла кровь. Хриплое дыхание напоминало осенний ветер, шуршащий высохшими обертками кукурузных початков.

И тут Стью все-таки побежал, из коридора в коридор, все более и более убеждаясь в том, что выхода нет, во всяком случае, на этом этаже. Эхо его шагов следовало за ним по пятам, словно Вик или Элдер успели-таки направить в погоню взвод призрачной военной полиции. Потом Стью овладело другое наваждение, каким-то образом связанное с теми странными снами, которые он видел в последние несколько ночей. Он так перепугался, что не мог заставить себя обернуться: боялся, что увидит идущую следом за ним фигуру в белом защитном костюме, фигуру без лица, с черной пустотой за плексигласовым щитком. Какого-то ужасного призрака, наемного убийцу, прибывшего из-за пределов здравого времени и пространства.

Тяжело дыша, Стью завернул за угол, пробежал десять футов, прежде чем осознал, что коридор этот – тупик, и налетел на дверь с табличкой. Прочитал надпись на табличке: «ВЫХОД».

Он взялся за ручку, не сомневаясь, что та не повернется, но она повернулась, а дверь легко открылась. По четырем ступеням он спустился к следующей двери. Слева от лестничной площадки ступени вели вниз, в густую темноту. Верхнюю часть второй двери занимала стеклянная панель, а перед ней была натянута защитная сетка. За стеклом ждала восхитительная теплая летняя ночь и вся свобода, о которой мог только мечтать человек.

Стью все еще зачарованно смотрел сквозь стекло, когда из темноты уходящего вниз крутого лестничного пролета высунулась рука и ухватила его за лодыжку. Сдавленный вскрик разорвал горло Стью, как шип. Он обернулся, чувствуя, что живот превратился в глыбу льда, и увидел окровавленное, ухмыляющееся лицо, обращенное к нему из темноты.

– Спускайся ко мне и поешь со мной курочки, красавчик, – прошептала тварь надтреснутым, умирающим голосом. – Здесь та-а-ак темно…

Стью закричал и попытался освободить ногу. Ухмыляющаяся тварь не отпускала его. Из уголков ее рта стекала то ли кровь, то ли желчь. Стью ударил другой ногой по держащей его руке, а потом наступил на нее. Лицо скрылось в темноте. Послышалась серия глухих ударов… затем раздались крики боли или гнева – Стью точно не знал. Да его это и не волновало. Он толкнул наружную дверь плечом, и она с треском распахнулась. Он вывалился наружу, безуспешно взмахнул руками, пытаясь удержаться на ногах, и упал на бетонную дорожку.

Стью медленно, осторожно сел. Крики за спиной прекратились. Прохладный вечерний ветерок коснулся его лица, осушил пот на лбу. Он с удивлением заметил, что его окружает трава и цветочные клумбы. Никогда еще ночь не пахла так сладко и нежно. По небу плыл месяц. Стью с благодарностью вскинул к нему лицо и пошел через лужайку к дороге, ведущей вниз, в Стовингтон. Траву покрывала роса. Он слышал, как ветер шепчется с соснами.

– Я жив, – выдохнул Стью Редман, обращаясь к ночи. И заплакал. – Я жив, слава Богу, я жив, слава Тебе, Господи, слава Тебе, Господи, слава Тебе…

Слегка пошатываясь, он зашагал по дороге.

Ветер гнал пыль по техасской лесостепи, и в сумерках она напоминала полупрозрачный занавес, за которым Арнетт превратился в коричневатый город-призрак. Вывеску заправочной станции «Тексако», принадлежавшей Биллу Хэпскомбу, сорвало порывом ветра, и теперь она лежала посреди дороги. Кто-то оставил включенным газ в доме Норма Брюэтта, и днем раньше искра из кондиционера привела к мощному взрыву. Бревна, шифер и игрушки «Фишер-прайс» разлетелись по всей Лавровой улице. На Главной улице в ливневых канавах валялись мертвые собаки и солдаты. В продовольственном магазине Рэнди мужчина, одетый в пижаму, лежал на мясном прилавке, и его руки свисали вниз. Одна из собак, последним пристанищем которой стала ливневая канава, отведала лицо этого мужчины, прежде чем потеряла аппетит. Кошки гриппом не заразились и десятками сновали по сумеречной недвижности, будто дымчатые тени. Из нескольких домов доносились звуки работающих телевизоров. Где-то хлопала ставня. Красный возок, старый, выцветший и ржавый, с едва читаемыми надписями «СКОРОСТНОЙ ЭКСПРЕСС» на бортах, стоял посреди Дерджин-стрит напротив бара «Голова индейца». В возке лежало несколько бутылок из-под пива и содовой. На Логан-лейн, в лучшем районе Арнетта, на крыльце Тони Леоминстера позвякивали китайские колокольчики. «Скаут» Тони стоял на подъездной дорожке с опущенными стеклами. На заднем сиденье уже устроилось беличье семейство. Солнце покинуло Арнетт. Город погрузился в темноту под крылом ночи. И, за исключением писка и шебуршания маленьких животных и позвякивания китайских колокольчиков Тони Леоминстера, затих. И затих. И затих.