Владимир Чистяков - Несносная Херктерент - 3 [СИ]

В этом смысле, «сордаровцы» подкачали. На выставке была только одна в двадцать пять кг и множество мелких бомб из кассет. Всё остальное у «котов» было в сопоставимых количествах.

Примерно через десятку Генштаб устроил уже внутреннюю проверку всего незарегистрированного. Орлы нелетающие результатами добровольной сдачи оказались не удовлетворены. Прошлись по ангарам и классам, правда без особого рвения, изъяли всего на один стандартный пятитонный грузовик.

Как и следовало ожидать, запасы пострадали, но не критически. Ожидаемо, все старались сбросить габаритный балласт.

В наличии оказалось даже несколько ящиков пресловутых бронебойно-зажигательных пятьдесят эм эм, а ведь их искали в первую очередь. Патроны остались исключительно недавних выпусков. Гранаты нашлись даже кумулятивные, выпущенные три месяца назад.

Вошедшая даже в народные песни повышенная вороватость грэдских вояк находит подтверждение ещё с одной стороны. Ведь это не ученики, а их родственники воруют боеприпасы со складов и заводов. Причём, это считается настолько неизбежным злом, что практически никак с этим не борются.

Практика анонимной сдачи похищенного военного имущества довольно широко практикуется. Для демобилизованного считается делом чести прихватить с собой на гражданку какой-либо ствол. Говорят, после Великой войны таким хитрым способом утилизировали чуть ли не несколько миллионов трофейных винтовок, пистолетов, пулемётов.

Ходили слухи, генерал-инспектор артиллерии даже угнал в своё имение трофейное железнодорожное орудие почти полметрового калибра.

Жаль, Сордар в те года был ещё весьма юн, а не то бы ему точно приписали угон и переделку в собственную яхту трофейного броненосца, по всем документам, расстрелянного как мишень на учениях.

Динкерт сидит на подоконнике. Чуть не плачет. В руках журнал с такой знакомой обложкой. Переглянувшись, Софи и Марина направляются к ней. Подозрения у сестёр одинаково нехорошие. Динки мирренский знает блестяще, на военного переводчика не годится, там разговорную речь и кучу специфических терминов хорошо надо знать, но любого классика читать может без перевода.

— Что читаешь, Динки?

Подозрения оправдываются. Та самая статья про госпиталь.

— Вот, — всхлип, — я и не знала. Им так тяжело, такие страдания. Но они своей Родине служат.

— Страдают они, — кривится, как от зубной боли Марина. Софи незаметно от Динкерт, пинает сестру. Тут же получает в ответ. Друг друга поняли, разговаривать будет Софи.

Подсев к Динки, Старшая Херктерент озвучивает свою версию происходящего. С озвучиванием некоторых имён и званий.

Сначала не верит. Но грузом фактов вполне возможно задавить.

— Да и сама подумай, неужели в столичных госпиталях такая нехватка персонала, что может потребоваться настолько неквалифицированный. Рэду спросить можешь, она как раз в начале года там бывала, видела, кто там работает.

— Так это всё враньё? — кажется, вот-вот расплачется снова, как ребёнок у кого конфетку отобрали.

— Пропаганда, а не враньё, — хмыкает Марина, — причём широчайшего охвата. Это ведь журнал с самым высоким у них тиражом. Картинки с обложки все отхожие места не на нашей стороне шарика украшают.

— Художники в этом журнале, действительно, хорошие, но этим, пожалуй, его достоинства и ограничиваются, — совершенно учительским тоном изрекает Софи.

— Как же можно так врать! Это же известнейшее издание! — Динкерт искренне возмущена. Неужто, настолько привыкла верить печатному слову.

— Чтобы в ложь скорее поверили, она должна быть чудовищной! — смеётся Марина, — Запиши себе где-нибудь и сделай первым правилом при чтении любых газет.

— Я лучше никаких читать не буду! — делает совершенно не очевидный вывод Динки, — Сообщение о победе вряд ли пропущу. Слушать из официального, похоже имеет смысл только сирены воздушной тревоги, а читать — указатели к бомбоубежищам и плакаты, что там на стенах висят.

Сёстры невесело усмехаются.

Динкерт осторожно кладёт журнал, будто он укусить может, собирается уходить.

— Может, сначала отнесёшь это где взяла? — окликает Марина.

— Тогда в мусор надо отнести, чтобы никто больше не прочёл. Он мой.

— Где взяла?

— Мне Эрида дала. Сказала, ей не нужен, не любит грустные вещи у себя держать.

Сёстры перемигиваются. Сами издание из того же источника раздобыли. Намеренно никому не вредя, ненамеренно разноглазая может нанести ущерб, сравнимый с рейдом тяжёлых бомбардировщиков.

Доверие к печатному слову всё ещё высоко. Ряды никому и ничему не верящих личностей пополняются с гораздо меньшей скоростью, чем хочется обеим Херктерент.

Динки не поленилась прогуляться до мусорных баков. Только уходит — Марина хватает лежащий сверху журнал, намереваясь разорвать.

Софи выразительно протягивает горящую зажигалку.

— Надо отцу Эриды написать, чтобы проверил тех, кто эти сундуки упаковывает. А то ещё что-нибудь совсем неподходящее для неокрепших умов пришлют.

— Свой ум, надо думать, ты считаешь достаточно крепким? — интересуется Софи, растирая носком изящного сапожка пепел.

— Естественно. Ты напишешь или мне взяться?

— Кому он скорее поверит?

— Думаю, мне. Я всё-таки Эриде не так давно достаточно серьёзно помогла.

— Он ко мне просто не обращался. В противном случае, сделала бы тоже самое, — в голосе слышны нотки ревности. Марина делает вид, будто ничего не замечает.

— Ладно, пойду письмо писать. И МИДвовского курьера вызову, чтобы сразу отвёз. Всё равно только штаны протирают, бездельники.

— Ты у себя будешь?

— Да. А что?

— Пойду к Эриде схожу, посмотрю, может там ещё что не полезное валяется.

— Ага. Сходи. Всякого не полезного там очень много… Найдёшь — мне принеси.

Софи резко разворачивается.

— Не полезного для зубов! — ржёт ей вслед Марина.

У Рэдрии письмо на столе валяется. Глупо спрашивать от кого. Лежащие у себя письма Императрицы Марина так и не прочитала. Рэда отцу даже ответы пишет. Где-то Херктерент ей даже завидует.

— Мир он маленький очень. Только кажется огромным. Знаешь, где мой отец живёт?

— Далеко отсюда, — смеётся Марина.

— Я про другое. Сама знаешь, литературная среда — тот ещё змеюшник. Все грызутся со всеми. Из-за творческих вопросов и ради самого процесса грызни.

Как-то прознали, с кем я общаюсь. Его принципиальные противники вдруг стали редкостными подхалимами.

— Сына за тебя там никто резко не возжелал пристроить? Или сам пристроиться?

— И это мне грэдка и Еггта говорит! Мы не миррены какие-нибудь, чтобы детьми ради выгоды для себя торговать.

— Эксцессы и у нас случается. Статью, наказывающую родителей человека от нежелания вступать в брак с собой покончившего относительно недавно отменили.