Александр Афанасьев - Стальное поколение

Надо сказать, что он сильно расстраивался по этому поводу. Как сейчас.

— Все будет нормально, сэр — сказал ему его адвокат, когда они подходили к комнате для экзекуций — у них ничего нет и они не смогут давить на вас. Если они попытаются это сделать, то я прикрою вас и прекращу все это.

Чарли Уилсон махнул рукой. После вчерашнего — он не пришел в себя даже после трех больших бокалов булшота.

Впрочем — тем хуже этой пронырливой итальянской свинье.

Конгрессмен Чарли Уилсон выдохнул — как в молодости, на занятиях по аварийному покиданию корабля — и решительно толкнул дверь.

За дверью — оказалась небольшая, не лучшим образом освещенная комната, в которой было несколько столов и стульев, расставленных так, чтобы это было похоже на суд. Сбоку — стенографист застыл рядом с кассетным магнитофоном, кассеты не вращались. Еще были два каких-то подозрительных типа, возможно свидетели, возможно помощники спецпрокурора, по виду — копы.

И, конечно, был сам спецпрокурор комиссии по расследованию злоупотреблений в Конгрессе — Чарли Уилсон подозревал, что она создана специально под него. Рудольфо Джулиани из Нью-Йорка, бывший судейский, один из самых опасных людей в Министерстве Юстиции США. Среднего роста, начавший лысеть, в хорошем костюме — он любил улыбаться — но его глаза никогда не говорили о том, что он думает на самом деле. Мастер судебной интриги, его учил судья, который сидел теперь в Верховном суде США.

Чарли Уилсон его ненавидел.

— Конгрессмен Уилсон — неискренне улыбнулся Джулиани, он стоял, как тореадор перед поединком.

— Нельзя ли побыстрее — хмуро осведомился Уилсон — много дел.

Он не имел никакого желания любезничать с ублюдком.

— Мы быстро — спецпрокурор плотоядно потер руки — тем более что процедура вам известна.

Да уж…

Конгрессмен Уилсон занял место за поставленным поперек столом — вроде как для свидетелей. Положив руку на лежащую там Библию — принес присягу. Клянусь говорить только правду, ничего кроме правды и да поможет мне Бог — все в таком духе.

Спецпрокурор, как опытный тореадор, не спешащий нанести удар обреченному быку, повернулся на каблуках, разворачиваясь лицом к Уилсону.

— Я буду краток, конгрессмен. Вы и в самом деле занятой человек, и у меня нет ни малейшего желания отвлекать вас от дел, имеющих государственное значение. Поэтому — несколько вопросов и только. Вопрос первый — вы употребляете спиртное?

— Конечно. Как будто вы его не употребляете.

— Речь не про меня, конгрессмен. Сколько спиртного вы употребляете в день?

— Бокал, два… виски.

— Бокал — два виски — повторил Джулиани.

На самом деле — это было не так. Чарли Уилсону в день требовалось уже не меньше бутылки. Он контролировал себя до недавнего времени — но после событий в Пакистане… его это сломало и сильно. Девять из десяти его друзей там — те, с кем он ходил к афганской границе, для кого сдавал кровь — были мертвы. Кто сгорел в ядерном огне в Пешаваре, кто — погиб под бомбами и ракетами русских. То, что он считал делом всей своей жизни — было разрушено, и хоть он не прекращал усилий в этом направлении — он запил. Сильнее всего его подорвало даже не то, что произошло в Пакистане — а то, что администрация Рейгана-Буша решила утереть плевок и бросить моджахедов на гибель. Как цинично объяснил ему один высокопоставленный функционер Белого дома — в конце концов, это были всего лишь афганцы, варвары и скототрахи, расслабься.

— Случалось ли так, мистер Уилсон, что вам приходилось исполнять обязанности конгрессмена в нетрезвом состоянии?

— А? — недоуменно спросил Уилсон.

— Случалось ли так, мистер Уилсон, что вам приходилось исполнять обязанности конгрессмена в нетрезвом состоянии? — терпеливо повторил вопрос Джулиани.

— Нет.

Спецпрокурор снова повернулся на пятках, протянул руку со стола, взял папку. Открыл ее, начал с выражением читать.

— Одиннадцатого марта восемьдесят седьмого года, я видел конгрессмена Чарльза Уилсона в Иерусалиме, в ресторане Кавалье, вместе с генералом израильской армии Ариэлем Шароном и высокопоставленным сотрудником оборонного концерна ИМИ Цви Рафахом. Все упомянутые лица были сильно пьяны, конгрессмен Уилсон громким голосом посвящал генерала Шарона в детали американской помощи моджахедам в Афганистане и Пакистане.

— Это вне пределов американской юрисдикции! — взвился адвокат.

— Да, конечно. Особенно, если член комитета по разведке в нетрезвом состоянии разбалтывает государственные секреты.

— Мистер Джулиани, здесь не сказано, о чем именно был разговор. Вы не можете делать утверждений о том, что мой подзащитный выдал иностранному государству сведения, содержащие государственную тайну!

— Не могу — неожиданно легко согласился Джулиани — а как насчет наркотиков, мистер Уилсон? Вам доводилось их употреблять?

— На Багамах — со злостью ответил Уилсон. Пусть подавится — Багамы вне юрисдикции США — и употреблением там наркотиков не карается законом.

— А кроме Багам, мистер Уилсон?

— Нет, не доводилось.

— Не доводилось. Вы женаты, мистер Уилсон?

— Нет.

— У вас есть женщина?

— Да, черт возьми.

Какого черта?

— Вам доводилось вступать с женщиной в половую связь помимо ее воли?

— Нет, это черт знает что такое, мистер прокурор!

— Извините, но я должен задать этот вопрос.

— Да засунь в задницу свои извинения, понял! Нет, нет, если тебе не дают бабы, то у меня такой проблемы нет, понял ты, слизняк! Ты еще что-то хочешь меня спросить, мистер умник? Или у тебя закончились твои говенные вопросики?!

Из комнаты, где проводился опрос — Чарли Уилсон вылетел как ошпаренный. Следом за ним бежал адвокат.

— Мистер Уилсон, ему это и надо! Он хочет вывести вас из себя!

Конгрессмен Чарли Уилсон резко развернулся, ткнул пальцем в грудь адвокату.

— Найди способ, как избавиться от него. А не то — я избавлюсь от тебя.

Конгрессмен от Техаса Чарли Уилсон пришел в себя только в офисе. Одна из его девушек… Анита, кажется — продала ему кофе, крепкий и черный как дьявол. Большая кружка этого кофе помогла ему прийти в себя.

Черт, ну почему все так? Почему он искренне пытается сделать что-то для этой погрязшей в нерешительности страны — а его пинают и кусают.

Почему?

Почему он один? Почему никто не хочет сражаться со злом? Почему он вынужден идти в бой в одиночку?

Почему Америка не делает то, ради чего ее создал Господь?!

Проклятые русские перешли черту. Они применили ядерное оружие — без предупреждения, безо всего, они просто взорвали ядерный заряд и сожгли целый город. Когда русские увидели что проигрывают — они просто схватили шахматную доску и ударили ей по голове соперника.